Гуров идет ва-банк - [9]

– Не заводись раньше времени… – чуть покосившись в его сторону, урезонивающе обронил Гуров. – Какая-никакая, но дисциплина есть и у них. Думаю, до завтра тронуть ее они не посмеют.

– Будем надеяться… – насупился Стас.

Привычный ко всему, он так и не смог очерстветь к таким вещам, как насилие и издевательство над детьми. В какой-то мере завзятый циник, способный на «шутку черного юмора», иногда даже не в самый подходящий момент, он сразу же становился другим, когда дело касалось ребенка. Обидевший «желторотика» мгновенно становился его заклятым врагом со всеми вытекающими последствиями. Вот и теперь, направляясь в Акулькино, он заранее настраивался на запредельно жесткий вариант действий в отношении уголовников, карауливших малолетнюю заложницу.

Дорога к полузаброшенной деревне шла через перелески, петляла меж каких-то болотцев, пару раз взобралась на пологие холмы. Наконец, в очередной раз обогнув небольшую кучу деревьев, опера увидели за стеной разросшегося кустарника позеленевшие шиферные крыши деревенских домов. Не доезжая до деревни, Гуров свернул вправо и, проехав метров сто по едва приметной колее, остановился в чащобе одичавшей сирени.

– Дальше идем пешком, иначе нас могут заметить и расшифровать. У бандюг чутье на опасность бывает почти звериное, – резюмировал он.

Опера сообщили по рации следовавшим за ними спецназовцам свои координаты и, пригнувшись, двинулись через буйно разросшиеся кустарники к виднеющимся в некотором отдалении остаткам старой стены, сложенной из бордово-красного кирпича. Подобравшись к ней вплотную, они огляделись. Метрах в сорока слева от них среди зелени чернел обитый рубероидом старый строительный вагончик.

– Они – там! – доставая свой «штайр», шепотом сообщил Лев. – Заходим с разных сторон.

Стараясь идти бесшумно, они пробирались через кустарники и заросли бурьяна. Гуров вслушивался в каждый звук, который мог бы доноситься со стороны вагончика. В воздухе царила полная тишина, нарушаемая лишь голосами птиц да доносящимися со стороны деревни какими-то хлопками, словно там кто-то с размаху бил палкой по чему-то мягкому. «Ковер, что ли, выколачивают?» – мысленно определил Гуров и в этот момент услышал… детский голос, доносящийся со стороны вагончика. Он тут же замер, напряженно вслушиваясь.

Снова послышался голос девочки лет восьми. Но звучал он спокойно. В какой-то мере даже требовательно, словно пленница (если только это была она) от кого-то требовала выполнить какие-то условия. Лев поспешил подойти вплотную к вагончику и, приложив ухо к двери, вслушался в доносящийся до него диалог.

– …Каха, ты давай не понтуй! – строго выговаривала девочка. – Продул? Продул! Карточный долг святой. Понял? Ухи свои подставляй!

– Давай, давай, Каха! – с ехидной подначкой хрипловато загоготал пропитой мужской голос. – Не мне же одному ходить с опухшими ушами! Ну, ты даешь, Лизка-мурлыска! Охренеть можно! Такая малявка, и так в карты режется… Гадом буду – сроду такого не видывал!

– Да ладно, ладно, – неохотно согласился низкий насморочный тенор. – Лупи! Блин, кто тебя только так мухлевать наблатыкал? Ой, бля!.. Ух ты! Ой!.. – в такт уверенным, громким шлепкам послышались его недовольные междометия.

Подкравшийся с другой стороны Стас тоже удивленно замер. Они с Гуровым молча переглянулись и языком жестов и мимики определились: Крячко резко открывает дверь, а Лев врывается в вагончик. Тут шлепки и ойканье закончились, и из-за двери снова донесся уверенный детский голос:

– Ну, как, я снова сдаю?

– Нет, теперь я буду! – недовольно пробурчал Каха. – Ты, в натуре, катала еще та!

– Пусть сдает! – послышался голос Гоблина. – Сам-то мухлюешь, чуть маза подвернется!

– Какого хера ты мне взялся указывать? Ты… – перешел почти на крик Каха, но его голос оборвался от того, что произошло в следующее мгновение.

Дверь вагончика неожиданно распахнулась настежь, и внутрь запрыгнул здоровенный тип в скромном сером спортивном костюме, зато с пистолетом в руке. Широко улыбаясь, незнакомец заговорил добродушным тоном:

– Это чего вы тут делаете-то? В картишки перекидываетесь? А меня примете? Чего-нибудь замутим на четверых… А?

Гоблин и Каха ошалело вытаращились на незнакомца, силясь понять, кто этот странный весельчак. А тот, не давая им опомниться, неожиданно шагнул к девочке и одним движением подхватил ее с пола. Та успела издать лишь испуганно-удивленное «Ой!» и тут же оказалась в руках еще одного дядьки, который следом за первым откуда-то снаружи запрыгнул в вагончик.

И только тут до незадачливых картежников дошло со всей очевидностью, сколь тупо они облажались с исполнением своих прямых обязанностей. Опомнившись, Гоблин и Каха попытались было схватиться за оружие, но упреждающий окрик незнакомца: «Не двигаться! Пристрелю – пикнуть не успеете!» – их словно парализовал.

Они поняли: это тоже проигрыш. Только куда более серьезный.

Тем временем девочка, не понимая, что происходит, с криком стала вырываться из рук Станислава Крячко. Ее тюремщики, применительно к их обязанностям и сложившейся ситуации, на это отреагировали несколько странно. Гоблин, зло оскалясь, возмущенно заорал: