Гуров идет ва-банк - [8]

– Врешь! Врешь! Врешь! – От бессильной злости босс затрясся, как вурдалак на шабаше. – Где доказательства?

– Кстати, если вы знали о похищении девочки, почему не сообщили нам? – Гуров окинул девушку строгим взглядом. – Это более чем странно, если вам ее и в самом деле жаль.

Понурив голову, Маргарита некоторое время молчала.

– Я хотела вам сообщить, но боялась этого «мокрушника». Да и узнала-то только сегодня утром, – наконец призналась она.

– И откуда же ты узнала? – продолжал неистовствовать Верхов.

– Из твоего телефонного разговора, – искоса взглянула на своего босса Ритуля. – Два дня назад я вмонтировала в твой телефон «жучок» и записала разговор с каким-то Гоблином. Ты ему поручил завтра вечером учинить Лизе пытку, совершить насилие над ребенком, а потом зверское убийство, снимая все это на видео. Ты все хорошо просчитал, иуда. Игорь уже сейчас живет на таблетках. А увидев, что делали с его девочкой, он бы не выдержал. Или умер от разрыва сердца, или пустил бы себе пулю в голову. И тогда ты смог бы захапать его пакет акций.

– Верхов, где ребенок? – глядя на него в упор, жестко спросил Гуров.

– Я к этому непричастен! – истерично пролаял тот.

– Ну, что мы зря тратим время? – усмехнулся Крячко. – Сейчас снимаем с него штаны, и он через пять минут рассказывает даже то, чего до этого не знал. Кстати, орать, что мы нарушаем закон и используем пытки, бесполезно – тут никто и ничего не видел и не слышал.

Он снова размотал шнур паяльника и, оглядевшись, включил его в ближнюю розетку. Сделав Маргарите знак, чтобы она вышла из кабинета, направился к побледневшему Верхову. Скрутив его в бараний рог, без заметного усилия приволок трясущегося отморозка к концу стола с лежащим на нем паяльником. Плюнув на жало, отчего раздалось короткое шипение, Станислав оглянулся на Гурова.

– Лев Иванович, подержи этого недоделка. Ну а я подарю ему незабываемые ощущения на всю его оставшуюся жизнь. Кстати! Ты «голубой» по части «актива» или «пассива»? – хохотнул он. – Ну, да ладно… Это теперь для тебя не будет иметь никакого значения. В любом случае ты автоматически попадаешь в «пассив». Как говаривала одна моя знакомая из Гомеля, «стромляй потыхеньку»…

Передав скрученные запястья Гурову, Стас взял уже пышущий жаром паяльник и поднес его к чреслам трясущегося негодяя. Поняв, что еще немного, и ему в самом деле придется пережить нечто кошмарное, что он сам ранее практиковал достаточно часто в отношении строптивых клиентов, Верхов завизжал почти по-поросячьи:

– Не-е-ет!!! Не надо! Я скажу! Она в деревне Акулькино – там есть руины барского поместья. Она в подвале.

– Охрана? Кто при девочке? – с сожалеющим видом, крутя в руке паяльник, спросил Крячко.

– Двое – Гоблин и Каха… Они там в соседней сторожке кантуются. Если вы взяли всех моих ребят, то, кроме этих двоих, там больше никого, – поскуливая, признался Верхов.

Знаком подозвав к себе спецназовца, все это время стоявшего у двери, Гуров распорядился:

– Этого пакуйте и вместе со всеми в КПЗ. Десять человек определи, кто поедет с нами в Акулькино. Мы впереди пойдем на «Пежо», группа поддержки идет сзади в полукилометре.

…Полчаса спустя со стороны МКАД в направлении Электростали промчался особо ничем не примечательный серый «Пежо». Сидевшие в нем двое рослых мужчин, одетых скромно и неброско – ни дать ни взять мелкие коммерсанты-розничники отправились на поиски новых рынков сбыта своему турецко-китайскому ширпотребу, – молча смотрели на бегущую им навстречу дорогу. Гуров и Крячко, учитывая особый характер предстоящей операции, вновь, что называется, впряглись сами. Да и как можно было переложить на кого-то ответственность за жизнь ребенка, оказавшегося заложником в руках завзятых отморозков?

За те недолгие минуты, пока шли сборы на второй этап операции, Гуров успел созвониться с главком и взять у информационщиков характеристики на Гоблина и Каху. Гоблин, по паспорту Габалин Роман Тариэлович, был профессиональным мошенником, лет пять назад неожиданно для всех поменявшим масть, переквалифицировавшись в марвихера – скупщика краденого. На этом-то он и погорел, купив у какого-то мелкого воришки раритетную брошь работы семнадцатого века и продав ее за границу. Отсидев срок, он как будто завязал, но, судя по всему, ненадолго.

Каха, он же Фумасин Илья Степанович, когда-то начинал пушером – наркоторговцем, толкавшим «дурь» по мелочовке. Однако по совокупности срок ему отмотали достаточно крупный. Выйдя с зоны, он перешел на более серьезную мелкооптовую торговлю героином. Наладил контакты с таджикскими транзитерами. Но те попытались его кинуть при передаче товара, и он, впав в ярость, убил одного и ранил двоих ножом, после чего снова отправился на нары. Отмотав более десяти лет, вышел из тюрьмы окончательно деградировавшим, потерявшим все человеческое отморозком. В сравнении с ним даже Гоблин смотрелся чуть ли не эстетом-гуманистом.

И вот в руках этой «сладкой парочки» уже несколько дней подряд находился ребенок, едва сделавший в своей жизни первые шаги…

– Если эти скоты ее обидели, то оба сдохнут «при попытке оказать вооруженное сопротивление», – сидя рядом со Львом на пассажирском кресле, проворчал Крячко, трогая рукой в подмышечной кобуре своего безотказного «макарушку». – Ну а если убили – шкуру заживо сниму!