— Николай Григорьевич, на сегодня достаточно, ограничимся демонстрацией.
Тем временем полковник Вяземский передал в штаб: с восточной стороны батальоны овладели первыми траншеями, что на курганах, но от второй линии обороны отброшены. Наступление левой колонны, видимо, выдохлось.
Полковник Вяземский, не зная, что главные силы отряда Святополк-Мирского еще находились в пути, а генерал Скитников, овладев Маглижем, без боя вступил в Казанлык, предложил активизировать действия правой колонны. Скобелев недовольно заметил:
— Полковник Вяземский забывается, что здесь командую я, а не он.
Ночью по всему расположению правой колонны от Шипки до Секиричево заполыхали костры. Их было такое великое множество, что наблюдавший за ними с Косматей Вессель-паша заметил с сарказмом:
— Каждый скобелевский солдат греется у своего огня.
Вессель-паша оказался недалек от истины. Генерал Скобелев доносил Радецкому: «Дабы дать князю Мирскому убедиться в нашем присутствии в долине, а также дать неприятелю преувеличенное понятие о наших силах, войскам было приказано стать шире, разложить костры и отойти на свой бивак, только когда стемнеет».
— Не кажется ли вам, Алексей Николаевич, что записка генерала Радецкого напоминает не приказ, а информацию?
Заложив руки за спину, Скобелев прохаживался по комнате. Остановился перед сидевшим за столом Куропаткиным. Начальник штаба, такой же молодой, как и Скобелев, поднял глаза:
— Так ли?
— Послушайте: «Колонна князя Мирского в настоящее время стоит с восточной стороны деревни Шипка. Вчера было видно, что им взят один редут и несколько укреплений. К сегодняшнему дню он, по всей вероятности, успел подтянуть весь свой отряд и с утра начнет атаку…» — Отложил лист, заметил недовольно: — Издалека генералу Радецкому все видится в розовом свете.
— Но, Михаил Дмитриевич, — Куропаткин взял записку, — Радецкий приказывает нам. За его повелительным советом все читается ясно: «Вашему превосходительству, казалось бы, по занятии Шейново атаковать деревню Шипку с южной стороны, стараясь войти в связь с князем Мирским. По занятии Шипки будет спущена бригада со Святого Николая».
Скобелев кашлянул, подошел к крошечному окну. На улице еще темень, лишь восток едва засерел. Бессонная и тревожная ночь подходила к концу, начинался напряженный, кровавый день. Предстоящее сражение для него, генерала Скобелева, сулило стать самым трудным, ибо еще никогда не доводилось ему штурмовать столь укрепленные вражеские позиции силами, едва ли не равными силам неприятеля. И неизвестно, на какую поддержку рассчитывать от Святополк-Мирского, которому тоже нелегко…
Скобелев с Куропаткиным снова проанализировали на карте продвижение левой колонны, и оба, независимо друг от друга, пришли к выводу: Святополк-Мирский неминуемо направит часть отряда на Маглиж и Казанлык, дабы обезопасить свой тыл, а тем самым невольно ослабится наступление колонны на деревню Шипку и Шейново с востока.
И еще Скобелев подумал, что будь он на месте Вессель-паши, то, воспользовавшись сложившейся ситуацией, попытался бы, сдерживая удар правой колонны, основными силами обрушиться на Святополк-Мирского, чтобы, разгромив его, повернуть на Иметли…
Высказав такое предположение, Михаил Дмитриевич посмотрел на Куропаткина, который произнес:
— А ведь и у меня появилась подобная мысль.
— Вывод?
— Разработанный нами план наступления единственно, правильный.
— Итак, остается реально: ударом по центру на Шейново прорвать линию обороны и овладеть деревней, а той порой правофланговым маневром от Секиричево обойти Шипку, заставить Весселя капитулировать… Что ж, Алексей Николаевич, проведем последнее перед сражением совещание…
Рота поручика Узунова, с большими потерями заняв первую линию траншей, передыхала, готовясь к новой атаке. Справа наступала рота Райчо Николова. Санитары не успевали перевязывать раненых, отвозить в лазарет к доктору Миркову.
Стояну передали приказ Столетова беречь патроны. Поручик велел Асену объявить приказ по роте, а сам из траншей наблюдал за противником. Следующим броском ополченцам предстояло овладеть укрепленным редутом, мешавшем дальнейшему продвижению к Шипке. В роте Николова запели хором:
А вот Туинджи-долина,
Где кровь лилась рекой…
И чей-то высокий голос выводил отчетливо и красиво:
Где храбрая дружина
Дралась за край родной.
Поручик впервые слышал неизвестно кем сочиненную песню. Упряжи сытых коней на рысях вынесли батарею легких орудий. Прислуга отстегнула передки, пушки развернули на прямую наводку. Батарея дала несколько залпов по редуту, и дружины двинулись в атаку. Стоян бежал в первой цепи. Редут огрызнулся ружейным огнем.
— Вперед! — крикнул Узунов и его клич подхватили.
— Напред![32]
— Само напред![33]
Бой нарастал по всему фронту. На помощь ополченцам подоспели владимирцы. Ворвались в редут, заработали штыками, рубились на саблях. Упал Асен. Стоян подскочил, опустился на колени. Вытоптанный снег под Асеном пропитался кровью.
— Санитар! — крикнул Стоян. — Асен, слышишь меня?
Асен открыл глава:
— Напред, поручик; само напред!
Подбежал санитар, занялся раненым.
— Я вернусь, Асен, вернусь, как только возьмем Шипку!..
