Гуляш из турула - [3]

Шрифт
Интервал

; главное — чтобы непременно была ностальгия, ибо она — фундамент венгерской жизни. Помню, что фамилия товарища Кадара часто появлялась в тех разговорах: тогда, видимо, жаловались на него, теперь, скорее всего, — на его отсутствие. Времена Кадара так ностальгичны, потому что в Восточной Европе они были лучшими и вместе с тем — худшими, были эпохой согнутого хребта и ментальных оков.

Каждая третья чайная в Будапеште называется «Ностальгия», в ассортименте — леденцы «ностальгия», ностальгия покрывает лишаем стены домов и брусчатку улиц. Это вздохи тоски по былому величию, хотя настоящему величию пришел конец более пятисот лет назад, во времена короля Матьяша Корвина, если, конечно, не вспоминать о величии венгерского футбола в пятидесятых и шестидесятых годах, а также о мировой славе групп «Omega» и «Locomotiv GT» в семидесятых.

Ностальгичен даже прогноз погоды на телеканале Duna[2] — для так называемого Карпатского бассейна, что является эвфемистическим названием территории, где живет венгерское меньшинство, — с подчеркнутым вниманием к погоде в Трансильвании.

В скупке старья «Ностальгия» на улице Клаузал, среди десятков старых мельниц для перца, бесчисленных ламп, бутылок и этикеток оранжада, стоит дисциплинированная шеренга ленинских бюстов. Над всем царит его огромный портрет, а на витрине разместился Сталин. В глубине, около вешалки с советскими армейскими фуражками величиной с пиццу, стоят очередные бюсты, уже, скорее всего, современные; их трафаретность подозрительна. Доминируют ленинские головы, есть пара Сталиных и даже один Адольф Гитлер за семь тысяч восемьсот форинтов.

В буфете «Ностальгия» на первом этаже крытого рынка на площади Лехела ностальгически покачиваются над стаканами местные алкоголики. Пиво здесь стоит двести форинтов — в два раза меньше, чем в пивных в центре города; это цена, напоминающая о старых добрых временах. Ибо нет других времен, нежели давние, которые были лучше нынешних, хотя никто не в состоянии объяснить толком, в чем их превосходство проявлялось. С близлежащего вокзала Нюгати[3] отъезжают «ностальгические поезда» в Эстергом и к излучине Дуная; можно ехать узкоколейкой семьдесят километров в одну сторону, вздыхая о былом великолепии. Однако более всего остального ностальгичны турулы, мифические венгерские птицы, которых, если оглядеться, можно найти повсюду. На памятниках, зданиях, мемориальных досках, воинских знаках, рюкзаках националистически настроенной молодежи и на плоской груди девушки, продающей бутерброды и кофе в булочной «Бранч» на улице Ретек у площади Москвы. Турул, странная помесь орла с гусем, — олицетворенное сочетание венгерской мечты и венгерских комплексов.

В Будапеште ему принадлежит только одна улица и один переулок. И улица, и переулок расположены на окраинах II квартала, у самой границы города, вдали от центра. Квартал IIA, где находится Turul utca[4], — это, собственно говоря, небольшое местечко, улицы и дома здесь смахивают на разросшуюся деревню с претензиями, хотя сюда и добирается столичный транспорт. Сидя на террасе корчмы «Тетя Нанчи» на улице Эрдёгарок, можно почувствовать себя как на давно минувших каникулах, где-то далеко от Будапешта, в несомненно лучшем прошлом, и, обгладывая гусиное бедрышко, впасть в непременную ностальгию.

Но если к «Тете Нанчи» будапештцы и иностранцы приезжают из-за превосходной и, уж само собой, дорогой кухни, то кто поедет осматривать находящуюся поблизости улицу Турула, на которой всего лишь автобусная остановка и парочка домов?

В Будапеште, разделенном на двадцать три административные единицы, названия улиц могут повторяться. Теоретически, стало быть, возможны двадцать три улицы Турула — существует ведь множество улиц и площадей Яноша Араня, Аттилы, Баттьяни, Бема, Кошута, Пётёфи, Ракоци или Вёрёшмарти. А между тем улица Турула — только одна. Тем не менее я натыкаюсь на след этой птицы на каждом своем венгерском шагу.

Турул впервые привлек мое внимание, когда в шахтерском городе Татабанья, в каких-нибудь шестидесяти километрах к западу от Будапешта, я увидел на холме гордую копию птицы, стоящей на замке в Буде. Птица со стены этого замка известна местным жителям и всем, кто приезжает в венгерскую столицу: она раскинула свои огромные крылья в неизменно осаждаемом толпами туристов месте. Я помнил ее, кажется, с рождения, и никогда она не вызывала у меня никаких эмоций — орлы массово взмывают в воздух с памятников, замков и могильных плит всей Европы, надменно задирают клювы и растопыривают когти в Южной Америке и Африке. Одним больше — что за сенсация?

А то, что турул — не обыкновенный орел, а орел вымышленный. Это нереальное существо, якобы живущее в природе, о котором можно снять документальный фильм для телеканала «Animal Planet»; в этом фильме турул пикировал бы над пуштой и охотился на мышей. Это абсолютно специфическая, венгерская версия хищной птицы, вроде бы похожей на орла, но как-то не до конца.

На холме в Татабанье в 1907 году установили превосходно видную снизу — и с автострады, ведущей в столицу, и с железной дороги — идеальную копию птицы из Буды. Птица грозно взирает на шахтерско-фабричный город, взирает не без брезгливости, потому что вид скверный. На соседнем холме одиноко поднимается к небу шахтный копёр: два гордых символа города, на которые никто не обращает внимания.


Рекомендуем почитать
29 свиданий

Восемнадцатилетняя Джису понятия не имеет, кем хочет стать и чем заниматься, но зато ее строгие родители знают, как лучше. Программа на ближайшие годы составлена и утверждена: сдать экзамены, поступить в престижный университет и удачно выйти замуж. Они даже наняли профессиональную сваху, чтобы та нашла Джису достойного парня. Но Джису надежд не оправдала, и тогда неуемные родители решили отправить дочь в элитную академию в Америке. Уж там-то она займется учебой и наконец найдет себе подходящего, по мнению родителей, парня.Что ж, в Америке у Джису появляются сразу двое претендентов на руку и сердце.


Лицей 2018. Второй выпуск

И снова 6 июня, в день рождения Пушкина, на сцену у памятника Пушкину вышли лауреаты премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Константина Куприянова, Игоря Савельева, Булата Ханова и поэтов Андрея Фамицкого, Елены Жамбаловой, Софьи Серебряковой.


Мелодии вечного сна

Ольга Абакумова. Родилась в 1971 году, закончила филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова и аспирантуру ВИНИТИ РАН (Всероссийский институт научной и технической информации Российской академии наук), работает переводчиком и занимается научными исследованиями в области лингвистики. Живет в Москве. Сетевые публикации: «Топос», «Точка Зрения» и др.


Жизнь с нуля

Утром в день своего тридцатишестилетия Мортимер Негруполис встал, умылся, побрился, надел строгий черный костюм и… улегся в кровать – ждать, когда часы пробьют одиннадцать и он умрет. Как умирали все его предки по мужской линии – ровно в одиннадцать утра в день 36-летия. Мортимер основательно подготовился к роковой дате: уволился с работы, продал машину, отказался от аренды квартиры… Но фамильное проклятие дало сбой, все пошло не по плану, и оказалось, что "вернуться к жизни" не так-то просто. Мари-Сабин Роже (р.


Женщина, не склонная к авантюрам

Наталия Хабарова — родилась в г. Караганде (Казахстан). После окончания Уральского госуниверситета работала в газете «На смену», затем в Свердловской государственной телерадиокомпании — в настоящее время шеф-редактор службы информации радио. Рассказ «Женщина, не склонная к авантюрам» — ее дебют в художественной прозе.


Золото имеет привкус свинца

Начальник охраны прииска полковник Олег Курбатов внимательно проверил документы майора и достал из сейфа накладную на груз, приготовленную еще два дня тому назад, когда ему неожиданно позвонили из Главного управления лагерей по Колымскому краю с приказом подготовить к отправке двух тонн золота в слитках, замаскированного под свинцовые чушки. Работу по камуфляжу золота поручили двум офицерам КГБ, прикомандированным к прииску «Матросский» и по совместительству к двум лагерям с политическими и особо опасными преступниками, растянувших свою колючку по периметру в несколько десятков километров по вечной мерзлоте сурового, неприветливого края.


Игра на разных барабанах

Ольга Токарчук — «звезда» современной польской литературы. Российскому читателю больше известны ее романы, однако она еще и замечательный рассказчик. Сборник ее рассказов «Игра на разных барабанах» подтверждает близость автора к направлению магического реализма в литературе. Почти колдовскими чарами писательница создает художественные миры, одновременно мистические и реальные, но неизменно содержащие мощный заряд правды.


Мерседес-Бенц

Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.


Бегуны

Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.


Последние истории

Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.