Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [178]

Шрифт
Интервал

— Твой сообщник погибнет вместе с тобой!

Скирмунда вздрогнула. Князь Давид, пробившись к ней, сказал ей, что комтур убит в бою. Теперь, когда она знала, что он ещё жив, жажда мести снова ожила в её сердце.

— И с ним вместе на твоем костре погибнут две дюжины треклятых немцев, взятых здесь. Ты можешь радоваться. Никогда ещё преступная вайделотка не покидала мир в таком благородном сообществе. Дорого обойдется треклятым крыжакам любовь вайделотки!

— Ты лжёшь! — воскликнула, поднимаясь с места, несчастная княжна. — Никогда княжна Скирмунда не унижалась до позора дарить свою любовь презренному немчину. А если ты, по своей слепоте, не можешь отличать обмана и насилия от свободного чувства, ступай ты прочь! Какой ты служитель богов, ты просто слепорожденный или обманщик!

— Как смеешь ты говорить так со мной?! — воскликнул взбешённый криве-кривейто, — я бы мог тебя спасти! Я бы мог упросить отца твоего смягчить твою казнь.

— Отца? — Скирмунда захохотала истерическим смехом. — У меня нет отца. Тот, у кого хватило духа убить ни в чём неповинного младенца, сына его дочери, тот не отец мне. Скажи ему, что я отрекаюсь от него, что я его проклинаю! А теперь уходи вон! Не нуждаюсь ни в пощаде, ни в твоём заступничестве.

Криве-кривейто взмахнул своей рогулей. Он был донельзя взбешён обращением княжны.

— Так слушай же, несчастная: именем великого Перкунаса-громовержца, именем Сатвароса, сверкающего над миром, проклинаю тебя и в сей жизни, и будущей, да не увидишь ты страны восточной, да не взберешься ты на гору блаженства, да погрузишься ты в вечную тьму!

— Ступай вон, злой старик! — воскликнула Скирмунда, — помни, что только уважение к твоим летам удерживает меня нанести тебе оскорбление, ступай вон, или я за себя не ручаюсь! — княжна вскочила с места, обломок кирпича виднелся в её сильной, мускулистой руке. Глаза её пылали, ещё мгновение — и она раздробила бы им голову непрошенного гостя.

Бормоча проклятия, старый криве-кривейто спиной вышел из кельи.

Княжна в изнеможении снова повалилась на солому, а через несколько минут, её лицо снова застыло в выражении тупого отчаянья.

Ночь подползла мрачная, тревожная. Давно уже в лесных чащах, при свете костров, пировали литвины, перепившись пивом и вином, добытым из погребов разграбленного замка. Они теперь торжествовали: исконный враг немец-крыжак был сломлен, бежал без оглядки или стонал теперь, прикованный цепями к деревьям леса.

Ужаснее всех было положение комтура графа Брауншвейга. Стрела Видимунда, сразившая его окончательно, пробила ему шею, не коснувшись артерии. Извлечь её было нельзя, не причиняя жестоких страданий раненному, а острие с зубцами, оставшееся в ране, доводило его до исступления. Он дико хрипел, его выкатившиеся от боли глаза, казалось, хотели выскочить из орбит. Он умолял прикончить себя поскорее. Но никто не понимал его. Два зверообразных жмудина, приставленные караулить его, мрачно и сосредоточенно ходили перед ним взад и вперёд, а цепи, которыми он был обмотан и прикован к дереву, лишали его возможности сделать малейшее движение руками.

В нескольких шагах от него, тоже прикованные к деревьям, виднелись его товарищи по конвенту, оставшиеся в живых братья и гербовики, составлявшие гарнизон замка. Они тоже в свою очередь осыпали проклятиями своего бывшего начальника, считая его одного виновным в постигшем их несчастий. Они давно, чуть войско князя Давида Смоленского подступило к стенам замка, предлагали сдаться — хотя схизматикам, но всё же христианам, и только упорный ксомтур заставил их принять непосильную осаду.

Ругательства и проклятия неслись отовсюду. Несчастные, сами обречённые на мучительную смерть, теперь в последние часы своей жизни с истинно тевтонским озлоблением ругались над бывшим своим господином.

Но больше всех вопила и проклинала комтура старуха Кунигунда, бывшая, если помнит читатель, в последнее время прислугой при княжне. Легко раненная во время общей свалки, она была ошеломлена только ударом в голову и очнулась уже связанной и привязанной к дереву вместе с другими пленными. Случайно она находилась недалеко от дерева, к которому был прикован комтур, и целые потоки самой дикой немецкой брани так и лились из её уст на графа.

— Слушайте меня, благородные господа! — визжала она, делая неимоверные усилия, чтобы высвободить из пут свои руки, — вот этот дьявольский угодник, вот этот ханжа, — она плюнула в сторону комтура, — он погубил нас, он навёл треклятых богомерзких язычников на наш замок. Он, один он!

Все пленные были того же убеждения, никто не унимал рассвирепевшую мегеру, а она продолжала кричать всё громче и громче.

— Он захватил силком треклятую язычницу Василиска. Он забыл с ней монашеский обет, стыд и закон Божий, он прижил с ней щенка. Вот она, причина всех наших бедствий. Вот почему старый сатана Вингала обрушился на наш замок. Он думал исторгнуть из наших рук пленницу, а нашёл внучка, сына чертовки и рыцаря-монаха. Он и есть антихрист! Плюйте на развратника, плюйте! Через него мы все погибаем!

Долго бы ещё голосила злобная старуха, но яростный крик её наконец надоел криве-кривейто, он подозвал к себе одного из служителей богов и сказал ему шёпотом несколько слов. Тот подошёл к беснующейся старухе и одним ударом дубины по голове заставил её замолчать навсегда. Суд и расправа у служителей Перкунаса были ещё короче рыцарских.


Рекомендуем почитать
Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».