Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [172]

— Отец капеллан, благословите мечи и приведите к присяге судящихся судом Божиим! — обратился снова Бельский к капеллану. Как старшему, ему поручено было всеми поручителями руководить боем!

Капеллан раскрыл Евангелие, оба бойца, в сопровождении поручителей и приставов, подошли к аналою.

— Клянусь Богом всемогущим, — начал капеллан читать слова присяги, — в предстоящем мне бою, полагаясь единственно на милость и правосудие Божие, не искать иной защиты, как в крепости своих мышц, и в деснице своей, управляемой промыслом Всемогущего. А также клянусь не употреблять ни наговора, ни заговора, ни оружия заговорённого, ни волшебного талисмана, ни помощи дьявола, памятуя, что я во всём этом дам отчет на страшном суде Господнем. Аминь!

Оба противника, подняв к верху два пальца, повторяли за капелланом слова присяги. Когда дошло до слов «ни оружия наговорённого», Седлецкий почувствовал, что краска приливает к его лицу, но, сделав сильное нравственное усилие, он не выдал себя и твёрдо повторил слова присяги.

После торжественной клятвы, все — и бойцы, и поручители — поцеловали крест и Евангение. Обряд был окончен. Капеллан благословил мечи, положенные теперь на аналое, и бойцы начали вооружаться.

В то время, когда капеллан читал молитву над мечами, которая им разрешала бой по правосудию Божию, Седлецкий ясно заметил, что меч с восковой пометкой на клинке лежал рукоятью в его сторону. Кровь снова прилила ему к сердцу. Само Провидение, очевидно, хотело, чтобы именно этот меч достался ему.

Началась церемония одеванья бойцов, сопровождавшаяся различными обрядами. Наконец, оба были готовы и с поднятыми забралами, опять-таки в сопровождении поручителей и приставов, направились к аналою, чтобы взять мечи.

Теперь колебаться и раздумывать было поздно. Если бы даже у Седлецкого заговорила совесть, ему уже нельзя было, не выдавая себя, взять не тот меч, который приходился не с его стороны. Каждый мог подумать, что он имеет свои причины брать тот меч, а не этот. Но Седлецкий, ввиду грозящей опасности, совсем забыл о мучениях совести — напротив, он несколько опередил соперника и смелым движением схватил меч, отмеченный Хмырём. Теперь он был уверен в победе, а победа для него было всё: и слава, и честь, и богатство и, главное, — рука Зоси. Он не колеблясь схватил меч. Рыцарь из Трочнова медленно взял другой. Приставы развели бойцов, поделили между ними «свет и ветер» и затем отошли к ограде арены.

— Начинайте во имя Божье! — громко скомандовал Яков Бельский, и противники устремились друг на друга.

Судебный поединок

Седлецкий был не из последних по силе, но, сравнительно с чешским рыцарем Жижкою, казался мальчиком. Тот шёл самоуверенно, как на верную победу, рассчитывая, что одного удара меча по шлему будет достаточно, чтобы сбить с ног дерзкого оскорбителя. Он крутил мечом как перышком и, ещё не нападая, обошёл дважды своего врата, казалось, застывшего в выжидательной позе. Седлецкий понимал, что ему нельзя терять силы, размахивая тяжёлым рыцарским мечом.

Наконец, чешский рыцарь решился. Он выждал момент и, размахнувшись с плеча, нанёс удар Седлецкому. Седлецкий успел встретить меч мечём, но сила удара была такова, что он сам едва не выронил свой, а меч Жижки со звоном разлетелся на две части.

Этого, очевидно, и ждал Седлецкий, он быстро отпрянул и, в свою очередь, нанёс сильный удар по шлему своего обезоруженного противника.

— Довольно! Стойте! Прекратить бой! — заревели со всех сторон товарищи чешского рыцаря.

— Бей его! Кончай его! — кричали в свою очередь шляхтичи.

— Довольно! Довольно!.. Остановитесь! Довольно! Не смей бить безоружного! — ревели чехи и моравы.

— Так его, бей! Кончай изменника! — гремела в свою очередь шляхта.

Между тем, Жижка, видя, что он безоружен, но понадеявшись на свою богатырскую мощь, бросился прямо с голыми руками на своего противника и обхватил его стальными объятиями.

В ту же секунду приставы и поручители бросились к бойцам и разняли их. Стальной нагрудник Седлецкого спас его от медвежьих объятий чешского богатыря.

— Меч! Дайте мне меч! — задыхаясь от волнения, кричал Жишка. — Мы будем продолжать бой.

— Суд Божий совершён! — отозвались единогласно все поручители, переговорив между собой. — Другого меча нет, и быть не может!

— Господь восстал против тебя, рыцарь из Трочнова, — закончил Бельский, — ты побеждён, и мы объявляем, что рыцарь, пан Иосиф Седлецкий герба Ястжембца, прав перед Богом, людьми и тобою по обвинению в клевете!

Чешский богатырь поднял голову, глаз его сверкал дикой ненавистью.

— Если это суд Божий, так лучше бы мне было искать суда людского и застрелить эту гадину, как собаку! — крикнул он.

— Он прав! Он прав! — ревели кругом его товарищи. — Горе шляхтичам, горе предателям!

— Всякий спор об этом излишен! — громко произнёс Бельский, — устав и обычай «Поля» гласят, что потерявший или сломавший оружие, оного лишается…

— Так почему же вы не дали мне задушить его как щенка! — воскликнул Жижка, — я бы и без оружия справился с вашим шляхетским заморышем.

— Он оскорбляет шляхту! Смерть! Смерть ему! — загремели кругом голоса лапотной шляхты.