Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [109]

— Всё готово! — доложил через минуту старик, и снова подвёл Пегаса своему господину. На этот раз благородное животное было совершенно спокойно и, казалось, с благодарностью смотрело на тех, кто избавил его от невыносимых мучений.

Не садясь ещё в седло, герцог снова обернулся к заветной занавеске, из-за неё весело смотрели чудные, блестящие глаза княжны и виднелась её обворожительная улыбка.

— Que Dieu te garde! (Пусть Бог тебя защитит!) — крикнула она как раз в тот момент, когда Валуа, сев на коня, трогался к месту турнира.

Молодой человек вздрогнул, он ещё раз обернулся к красавице и рукой послал ей поцелуй — она ответила тем же и скрылась в шатёр.

Глава III. Турнир

Весь громадный ипподром, назначенный под рыцарское ристалище, уже почти был полон вооружёнными рыцарями и их свитой, когда молодой герцог Валуа явился к воротам, ведущим на арену. Привратник, один из старейших рыцарей конвента Мариенбурга, в сопровождении двух ассистентов, подошли к нему.

— Благородный рыцарь! — произнёс привратник, — по законам рыцарства, всякий являющийся на турнир для честного и открытого состязания, обязан доказать свои права на то, чтобы въехать в этот круг, в число господ благородных рыцарей. Требуется представить доказательство, что род являющегося уже шесть поколений причислен к благородному рыцарству.

— Покажи! — лаконично обратился герцог Валуа к мессиру Франсуа, и тот немедленно достал из серебряного ящика, висевшего у него на груди, пергаментный свиток родословного дерева Валуа, подписанный самим королём и утвержденный его печатью.

Рыцарь-привратник с благоговением поцеловал подпись короля и тотчас сделал знак пропустить герцога. Нечто вроде теперешнего шлагбаума поднялось, и, предшествуемый своей свитой, герцог выехал на арену.

Кругом всего поля, огороженного для состязания, были устроены места для зрителей и для судей. Особенно роскошно была драпирована ложа орденского капитула, где на первом месте в полном костюме гроссмейстера ордена, сидел великий магистр Ульрих Юнгинген.

Рядом с ним, по правую сторону, восседал великий маршал, а по левую — тот самый князь Силезский Рудольф, который продал своего коня графу Брауншвейгу. Неспособный по старости сам принять участие в состязаниях, он не мог утерпеть, чтобы не приехать на турнир хотя бы простым зрителем.

Несколько позади этих лиц сидели ряды крестовых рыцарей в полном вооружении. Эти ряды белых плащей с нашитыми чёрными крестами, собранные в одно место, производили удивительное впечатление.

Могучие усатые фигуры, закованные в бранные доспехи и укутанные в свои плащи, казались на своих местах, в глубине украшенных лож, живыми портретами каких-то древних фантастических воинов, сподвижников Готфрида Бульонского[92]. Здесь, на пространстве нескольких десятков шагов была собрана вся сила, всё могущество ордена, этого сильнейшего военного государства своего времени.

На эстраде восседали только старейшие по годам рыцари, большей частью суровые, украшенные многими шрамами от ран, ветераны. Все молодые рыцари были, с позволения великого магистра, на месте ристалища.

Важно, медленно, по мере вступления на арену, проходили перед великим магистром и орденским капитулом соискатели отличий в бою. Пажи и оруженосцы шли перед своими господами, конюхи вели под уздцы рыцарских коней, и рыцари, равняясь с ложей магистра, низко склоняли мечи.

Герцог Артур де Валуа в доспехе

Вот затрубили трубы, и один за другим стали съезжать с арены рыцари и их слуги. Остался только церемониймейстер и при нём два герольда. Они торжественно объехали арену и, остановившись против ложи магистра, отдали ему низкий поклон.

— Благоволи, благородный, высокоименитый господин, великий магистр благородных рыцарей креста, дозволить открыть состязание, в честь и славу каждого, кто имеет на это право! — произнёс торжественно церемониймейстер.

— Благословляю и открываю! — важно отвечал магистр и махнул рукой.

Трубы снова грянули туш, и церемониймейстер, повернувшись лицом к рыцарям, ждавшим за воротами ограды, в особом, нарочно для этого обстоятельства устроенном круге, произнёс:

— Благородные господа! Поле чести открыто, да ниспошлёт Господь Бог крепость мышцам вашим. Аминь!

— Аминь, — повторили за ним торжественно почти все присутствовавшие.

По указаниям двух младших церемониймейстеров, наблюдавших за порядком турнира, и особых приставов, несколько рыцарей попарно выехали на арену.

Это были чешские дворяне-рыцари, вызвавшие на бой на копьях такое же количество немецких рыцарей, принадлежавших к составу подданных Священной Римской империи.

Как известно, с воцарением на имперском троне Сигизмунда рознь между чешским поместным дворянством и подавляющим их немецким, пришлым в Богемию, снова возгорелась с новой силой и привела в конце концов к восстанию таборитов[93]. Теперь же эта антипатия только начинала высказываться, и чешские рыцари, которых было довольно много в войске рыцарей, за несколько дней до турнира, пользуясь случаем отомстить и унизить немцев, вызвали их на состязание.

Со своей стороны, немцы-австрийцы приняли вызов, и скоро двенадцать бойцов их национальности выстраивались против такого же числа чехов, уже стоявших на своих местах.