Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - [107]

Шрифт
Интервал

— Да, в поход, может быть, но мне нужно теперь, немедленно!

— Я понял тебя, брат, — с чуть заметной улыбкой проговорил Марквард, — конь тебе нужен не для похода, а для турнира, не правда ли?

— Ты прочёл мою мысль! Да, для турнира, на котором я уже получил от великого господина гроссмейстера повеление участвовать.

— Чтобы сразиться с французским герцогом и отомстить за проигрыш литовской волчицы!

— Ты почём знаешь это? Благородный брат комтур, это моё дело частное, и я…

— А если ты думаешь, благородный брат во Христе, что я говорю с тобой как частный человек, ты ошибся. Я не имею права мешаться в твои личные дела, но, как член капитула и уполномоченный им, я пришёл подать тебе руку помощи.

— Я не понимаю тебя, благородный брат! — воскликнул Брауншвейг.

— А это очень просто. Среди всех рыцарей-гостей, прибывших сюда к нам для священного похода против неверных, только один герцог Валуа дозволяет себе не исполнять священных уставов капитула, он кощунствует, он не посещает святых служб, он дозволяет себе явно глумиться над нашими священными обрядами. Он смущает других рыцарей-гостей. Лучше бы было, если бы он не приезжал вовсе, или немедленно удалился.

— Но это неисполнимо! Герцог только и бредит войной и походами, он затем и приехал.

— Ты перебил меня, брат во Христе. Я говорю, хорошо бы было, если бы он удалился или был удалён. Силы мы против него употребить не можем, это бы повлияло на приезд к нам гостей-рыцарей. Но, — он остановился, — с ним может случиться несчастье на турнире. Как ты думаешь, благородный брат во Христе, ведь может же случиться?

— О, только будь у меня конь князя Рудольфа, клянусь Пресвятой Девой, этому французишке не пришлось бы больше ломать копий ни на войне, ни на турнирах! — с жаром воскликнул граф Брауншвейг.

— Вот и всё, что мне надо было услыхать от тебя, благородный граф. Вот те триста ефимков, которые необходимы для покупки коня. А если тебе нужно какое-либо оружие, можешь смело выбирать из оружейной кладовой капитула!

Граф просиял от радости, почувствовав в своей руке мешок с золотом.

— Что же я должен делать для того, чтобы исполнить желание могущественного капитула? — воскликнул он с жаром.

— Только то, что хотел и сделал бы сам. Святейший капитул не вмешивается в личные счёты и дела людские, он является только на помощь своим верным слугам!

— Но, благородный брат комтур, если со мной случится грех, если я не разочту удара и герцог поплатится жизнью, что тогда?

— Жизнь и смерть человека в руке Божьей, — набожно проговорил Марквард, — а мы будем молиться, чтобы Господь укрепил десницу твою и сподобил тебя Самсону!

Проговорив эту двухсмысленную фразу, комтур скрылся, а граф Брауншвейг долго не мог прийти в себя. Вся эта сцена, весь этот разговор казался ему сном, и только вид мешка с деньгами возвратил его к действительности.

Немедленно послал он своего оруженосца и двух кнехтов за конём, и через три дня в первый раз на дворе замка уже делал проездку. Действительно, дивный конь, много раз бывший на турнирах, блистательно проделал все самые трудные эволюции, которые заставлял его исполнять всадник.


Конь в попоне с гербом хозяина


— Он на талере вольты делает! — восклицали рыцари, присутствовавшие при испытании. Марквард Зальцбах был тут же и с довольно равнодушным видом делал свои критические замечания.

— Я не понимаю, как можно платить такие бешеные деньги за коня! — воскликнул он, — на них было бы можно нанять пятьдесят наёмных солдат и содержать их целую войну! Я нахожу, что это излишество, роскошь, ложное самолюбие, недостойное брата рыцаря-монаха, — он встал и с негодованием ушёл в свою келью.

Граф Брауншвейг, разумеется, ничуть не сконфузился таким строгим приговором, он только исполнил то, что ему говорил раньше грозный комтур.

Несколько дней спустя один из конюхов герцога Валуа занемог, и на место его тотчас же был нанят мессиром Франсуа один из самых лучших немецких берейторов, бывший несколько лет на конюшне самого великого магистра.

С момента его поступления все порядки на конюшне герцога изменились. Никогда ещё не было у герцога такого удивительного и неутомимого слуги: лошади лоснились как атлас, сбруя блестела, гривы у коней были убраны цветами и лентами, порядок водворился образцовый, так что мессир Франсуа сразу, с легковерием француза, вполне положился на Георга Мейера — так звали нового берейтора. Через несколько дней он поручил ему проезжать даже самого Пегаса.

Он, оказалось, очень ловко умел обходиться с этим гордым конём, но, странное дело, когда ему случалось ездить на нём в окрестностях лагеря, то, несмотря на то, что прогулка бывала непродолжительной, конь возвращался домой в мыле и дрожа всем телом.

Георг Мейер утверждал, что это происходит оттого, что конь очень застоялся, и доверчивый мессир Франсуа слепо верил своему немцу.

Наконец настал и самый день турнира.

С раннего утра целые толпы людей всякого звания потянулись и от города, и от соседних поселков на громадный ипподром, окружённый деревянными крытыми галереями, на котором должно было происходить состязание.

Весь город, крепость, форштадт, все ставки иноземных гостей, дорога к ипподрому и сам ипподром были пёстро убраны флагами. Чёрный и жёлтый цвета преобладали. Только над ставками иноземных гостей виднелись знамёна с их национальными цветами, да над обеими палатками-шатрами герцога Валуа виднелись огромные белые знамёна, каждый с тремя нашитыми на них лилиями — герб Бурбонов.


Рекомендуем почитать
Мрак

Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.