Грязные игры - [23]

Медлить было нельзя, и мы вызвали дежурный наряд. С дверью пришлось повозиться — толстый стальной лист с трудом брал даже автоген.

... Ада Сергеевна Старевич лежала посреди гос­тиной с простреленной головой. На оконном стекле мы обнаружили маленькую аккуратную дырку.

Ночь на 28 сентября

На подлете к аэропорту Шереметъево-2

Надо же, столько мучений — и все ради этого куска железа. Пусть даже один ее вид вызывает во­сторженные охи и ахи, наверное, у доброй трети человечества. Конечно, которая знает о существо­вании игры под названием «хоккей».

Так думал Павел Бородин, центральный напада­ющий команды «Нью-Йорк вингз», то есть «Нью- йоркские крылья», сидя в кресле мерно гудящего «боинга» и глядя не в окошко, за которым все рав­но было черным-черно, а на то, что лежало На ко­ленях у него и его соседей. Ради чего пришлось це­лый год тренироваться по десять часов в сутки, а потом в буквальном смысле вырывать победу у ви­давших виды американских хоккеистов. Ради чего было получено множество травм, выбито несколь­ко зубов, не считая рассеченных клюшками губ. Ради чего ему, да и не только ему, целый год при­шлось держать рот на замке. И ради чего даже в просторном «Боинге-747» пришлось поднять под­локотники.

А был это легендарный Кубок Стэнли, за право хотя бы мизинчиком дотронуться до которого лю­бой хоккейный болельщик отдаст десять лет жизни.

Надо сказать, вблизи этот кубок действительно напоминал хромированную консервную банку ги­гантских размеров на массивном круглом постамен­те. Причем банку, судя по весу, наполненную бу­лыжниками.

Хлопоты с этим кубком начались еще в аэропор­ту Кеннеди. Футляра к нему не полагалось — Ку­бок Стэнли принято носить над головой на вытяну­тых руках, выражая при этом крайнюю степень восторга. Не в багаж же его сдавать! Американские таможенники, правда, обалдели от такой «ручной клади». Каждый не преминул прикоснуться к на­циональной святыне и пожать руки ее обладателям, но о правилах провоза кубков никто ничего не знал. Пришлось везти его на коленях.

Павел, правда, предлагал поставить его куда-ни­будь в угол, например в комнату стюардесс, но Слава Шаламов, который, конечно, встречал любое пред­ложение Бородина в штыки, воспротивился. «Мы за него отвечаем», «что мы через неделю вернем в НХЛ, если кубок пропадет», и прочее. Интересно, как в самолете может пропасть такая бандура? Разве что какой-нибудь арабский террорист с парашютом скинет прямо в Атлантический океан, чтобы доса­дить американцам.

Но к Шаламову сразу присоединились и Валера Коняев, и Сережа Прохоров, и Леша Ким — сло­вом, все остальные члены основной пятерки «кры­лышек», как они между собой называли «Нью-Йорк вингз».

Так что все двенадцать часов перелета Кубок Стэн­ли покоился у них на коленях. Павел отделался легче — на его долю досталась узкая нижняя часть с подставкой. Кстати, именно поэтому ему и уда­лось кое-как поесть. Под завистливые взгляды сво­их коллег по команде.

Бородина в команде не любили. По многим при­чинам. Потому что, по слухам, у него был самый выгодный контракт, несмотря на то что в Нью-Йорк он приехал последним. И кстати, последним согла­сился покинуть родной ЦСКА. Те несколько лет, что он играл за «Детройт террапинз», не в счет. Не лю­били еще потому, что он был нападающим, что на­зывается, от Бога. Может быть, лучшим нападаю­щим в мире. Потому что ни у кого не было такого сильного и меткого удара. Потому что ему, и только ему, разрешалось пропускать тренировки — все зна­ли, что и так, выйдя на лед, Бородин затмит любую звезду Национальной хоккейной лиги. Ну и еще много за что не любили Павла Бородина в команде.

Хотя трудно представить, чтобы в этой команде вообще кто-нибудь кого-то любил...

Да и русские в «Нью-Йорк вингз» появились все­го год назад, заменив собой американцев. И вот ре­зультат налицо. То есть на коленях у хоккеистов. И по общему мнению, главной причиной этого была блестящая игра Бородина. Конечно, исключая мне­ние игроков. Хотя возражать против этого было бессмысленно — Бородин забил в этом сезоне боль­ше шайб, чем кто-либо в команде, — несмотря на это, а скорее всего именно поэтому, отношения с остальными игроками «Нью-Йорк вингз» у него ис­портились окончательно.

Да, ко всему прочему, и стюардессы ему улыба­лись больше, чем всем остальным.

Во время перелета они по большей части молча­ли. Шаламов, Коняев, Прохоров и Ким быстро ус­нули и храпели почти до самого Франкфурта.

А Павел никак не мог заснуть. Еще бы, совсем скоро, часа через три, он увидит Инну. И все это наконец закончится...

Жаль, что она не знает о его приезде. Менеджеры команды да и сам Патрик Норд настояли, чтобы са­молет с нашей пятеркой прибыл в Москву глубокой ночью, чтобы не слишком афишировать главное со­бытие следующего дня — представление Кубка Стэн­ли, который первый раз за всю историю приехал в Россию. Поэтому Бородин тоже решил устроить сюр­приз — явиться неожиданно. И не стал звонить и давать телеграммы в Москву.

Когда самолет подлетал к Шереметьеву, было уже около двух ночи.

Больше всего на свете Павел любил эти минуты в воздухе, последние минуты перед Москвой. Когда са­молет летит на небольшой высоте и все видно, как на ладони. Вначале — сплошная чернота, хоть глаз выколи. Потом где-то вдалеке замечаешь огонек. По­том другой. Дальше уже можно различить двор, ос­вещенный мощным прожектором. Островков, состо­ящих из маленьких огоньков-окон становится все больше. Подмосковные деревеньки и колхозы. Боль­шой остров — это уже городок. И потом, что самое удивительное, вдруг, внезапно все до самого гори­зонта покрывается большими и маленькими огня­ми, пронизывается ровными, как стрела, полоска­ми проспектов и шоссе. Это уже большая Москва.