Грязь, пот и слезы - [25]

Для большинства англичан характерны усердие в труде, азарт в игре, сдержанность в поведении, самозабвенная увлеченность своими интересами, умение критически взглянуть на себя со стороны и с юмором оценить свои слабые стороны, а в случае необходимости стоять насмерть.

Я обнаружил, что мне нравятся эти свойства в других, и подсознательно воспитывал их в себе.

Однако нужно сказать, что в одном отношении во время учебы в Итоне я оставался самим собой: как бы мне ни будет интересно и весело, в душе я всегда с нетерпением ожидал каникул, когда можно было приехать на остров Уайт к родителям и любимой сестре.

Сердцем я всегда стремился домой.

По мере взросления раздвигались границы моего мира.

Мама помогла мне купить подержанный красный мопед в секонд-хенде[6] (на самом деле, казалось, что он прошел через восемь рук), который был моделью для взрослых, но с маленькими колесами.

С тех пор я разъезжал на нем по нашей маленькой деревне, навещая друзей, и в город на занятия в спортивном зале. (Я нашел серьезный клуб тяжелоатлетов и посещал его при любой возможности.) Вечером я ездил на мопеде на берег, таскался с ним по грязным проселочным дорогам.

Я наслаждался свободой, которую мне давало это скромное средство передвижения.

Мама всегда была щедра по отношению ко мне и Ларе, и благодаря этому у меня развилось здоровое отношение к деньгам. Мою маму, независимую, веселую, чудаковатую, невозможно было обвинить в скупости: она готова была все отдать людям. Иногда это вызывало досаду – вдруг ей приходило в голову отдать какие-либо наши вещи посторонним, потому что они «больше в них нуждаются». Но чаще всего она изливала свою щедрость на нас, и это создавало приятную атмосферу в доме.

Словом, ее щедрость как бы гарантировала, что, повзрослев, мы не станем скупыми и жадными до денег.

Она учила меня: прежде чем что-то получить, ты должен что-то отдать, а деньги подобны реке – если ты станешь их копить и прятать, то, как вода в запруде делается стоячей и затхлой, так и жизнь твоя станет отравленной и прогнившей. Если же предоставить реке свободно струиться по руслу, ты научишься легко расставаться с вещами и деньгами, тогда и река будет полноводной, и вознаграждение за твою доброту будет щедрым.

Мне нравилась цитата, которую она однажды привела мне: «Когда у тебя скудеют запасы, сразу посмотри, нет ли чего, чтобы отдать ближнему». Это вселенский закон: чтобы получить добро, сначала ты сам должен сделать кому-то добро. (И конечно, это относится к любви и к дружбе.)

Еще мама всегда очень терпимо относилась к моим необычным увлечениям. Когда я через один журнал нашел школу ниндзюцу, я решил тренироваться там. Беда в том, что школа размещалась в весьма запущенном здании городского совета, которое находилось на другом конце острова. Это было еще до появления у меня мопеда, и бедная мама каждую неделю возила меня в школу и… дожидалась окончания тренировок. Кажется, я ей даже спасибо не говорил.

Так что благодарю тебя, мама, сейчас… за те времена и за многое-многое другое.

Кстати, иногда оказывается очень полезным – владение приемами ниндзюцу.

Глава 27

Зимой на острове Уайт жизнь затихала, оставались только местные жители: с бурного моря постоянно задували сильные ветры.

Меня это устраивало тем, что я мог в одиночестве лазать по горам, ходить на тренировки и вообще проводить целые дни на открытом воздухе, без чего я уже и жить не мог.

А летом на острове начиналось настоящее столпотворение: на каникулы и в отпуск люди приезжали сюда со всей Англии целыми семьями и селились в коттеджах. Сразу оказывалось множество ребят моего возраста, с кем можно было дурачиться, ходить в море и бродить по горам. Тогда остров мне нравился еще больше.

С наступлением темноты мы тайком от взрослых выбирались из дому и бежали на берег, где устраивали барбекю, жгли костры и пили незаконно приобретенные напитки. (В пятнадцать лет чаще всего это была большая бутыль сидра, позаимствованная у кого-нибудь из родителей в надежде, что они не заметят исчезновения.)

Разведя огромный костер, мы усаживались вокруг на песке, по очереди отпивали из бутылки, швыряли в море камешки и болтали о том о сем. Это было здорово.

Моим самым близким другом на острове был Мик Кростуэйт. Мы вместе учились в Итоне, позднее служили в армии, поднимались на Эверест и бороздили волны Атлантического океана на севере, в районе Арктики. Но по-настоящему мы подружились на острове.

Незаметно выскользнуть из дому было относительно легко. Из окна спальни я вылезал на покатую крышу и спускался по ней до водосточной трубы, а потом оставалось только соскользнуть по этой трубе длиной в двенадцать футов прямо на лужайку.

По сравнению со школой пустяки.

Мама с папой приходили пожелать мне спокойной ночи, потом выключали свет и уходили, закрыв за собой дверь, думая, что я засыпаю.

А тем временем я убегал на берег, где меня ждала потрясающе интересная жизнь. Именно здесь я подростком впервые поцеловал девочку, которая мне очень нравилась: мы сидели с ней на скамье и смотрели на море, и это было прекрасно!

Иногда мы встречались не на берегу, а дома у кого-нибудь из ребят. (Из тех, у кого родители были более либеральные, чем мои, и не возражали, если на втором этаже ватага ребят до четырех утра смотрит фильмы, реагируя на острые моменты буйными воплями. Мои родители никогда бы этого не разрешили.)