Грубиян Валахов - [9]
— Видели, — кивнули Асакян и Потоцкий.
— Вот на нее накладная. — Валахов положил на стол накладную. — Обратите внимание на номер, проставленный в документе.
Они, чтобы обратить внимание на номер, согнулись над столом, а он сидел и покачивался на задних ножках стула, и это при его весе было опасным делом.
— Какие документы на данную бетономешалку имеете вы? — сквозь сигарный дым спросил он.
Потоцкий протянул Валахову записку Асакяна с просьбой дать во временное пользование нефтяникам бетономешалку. На этой бумажке стояла виза Карпенко: «Не возражаю при наличии возможности».
— Так, — сказал Валахов, прочитав эту записку. — От нее пахнет аферой, очковтирательством и взяткой. Вот что, уважаемые дамы и господа, я могу сказать вам пока лишь частным порядком.
— Валахов! — как на самодеятельной сцене, стукнул себя в грудь Потоцкий. — Нужно помочь Асакяну!
И по тому, как порывисто он это сделал, Валахов понял, что взятку Потоцкий уже получил чистогацом. «Это уж точно, — подумал он. — В грудь стучит, благодетель какой нашелся!»
— Нужно? — спросил он. — Что ж, отдайте приказ демонтировать нашу бетономешалку и подарите ее на вечную память благодарному Асакяну. А мы загорать будем. Мы ведь за этим сюда и приехали? Не правда ли?
Говорить вроде было больше не о чем, и Асакян правильно сделал, что ушел из прорабской.
Валахов услыхал, как за окном заскрежетал стартер его машины.
— Хорошенькие дела творятся на белом свете и в хорошеньких положениях оказываемся мы, когда в дело замешаны подонки, — сказал Валахов Потоцкому.
Потоцкий сразу же подскочил к его столу, но Валахов насторожился и перестал покачиваться на ножках стула.
— Мои неудачи — из-за тебя! — брызгая слюной в лицо Валахову, зашептал он. — Ты из-за Нины не можешь мне простить ничего!
— Да, я ничего не могу простить тебе, — согласился Валахов. И ему захотелось рассказать Потоцкому, поскольку тот первым назвал имя этой женщины, как он, Валахов, спал с нею и как она шептала ему: «Ты мой? Только мой?!» — и в этом ее шепоте было слишком много уверенности. А так — ничего, все искренне и нормально.
Ничего такого Валахов не сказал ему. Начал опять Потоцкий:
— Она тебя, Андрей, иногда вспоминает — не с восторгом, конечно.
— Пожалуйста, не называй меня Андреем, — угрюмо попросил Валахов.
— Ты не знаешь, какая она…
— Я ее знаю больше, чем мне бы хотелось, — как бы вскользь, очень тихо сказал Валахов и выбросил давно потухший окурок сигары в открытое окно прорабки.
— Я хотел сказать, какая она нежная.
Валахов грохнул по столу кулаком и вскочил на ноги. И когда Потоцкий близко-близко увидел красное и разъяренное лицо его, то попятился к двери.
— Не мешайте работать, милостивый государь, — идя вслед за Потоцким, хрипел Валахов. — Умоляю, только не мешайте работать!
Немного придя в себя, он снял свой шикарный костюм, умылся и вместе с ребятами Сереги Попружного до темноты работал на кладке стен узеньской школы.
Узень, первое дело его жизни, — кирпич на кирпич — поднималась над раскаленной пустыней.
