Грозовой август - [49]

Посохин умолк, и у танка воцарилась тишина. Вскоре послышался шум моторов. Через боевые порядки бригады пошли к границе бронетранспортеры с разведчиками. Танкисты и десантники, полагая, что сейчас будет подана команда и для них, бросились к машинам.

— Спокойно, товарищи, спокойно, — поднял руку Русанов.

И снова тишина. Вспыхивали зарницы, освещая на мгновение притихшую пограничную полосу. Что могла означать эта тишина? Может быть, разведчиков без выстрела захватили японцы? Или японцев там не оказалось? Знать об этом сейчас никто не может: пользоваться радиосвязью до утра запрещено.

Обойдя боевые порядки, Викентий Иванович направился в штаб бригады. Тут его и застала долгожданная весть. Из полуоткрытых дверей автобуса донесся стрекот полевого телефона, а затем голос комбрига:

— Есть!

Понял: началось!

Знаменосцы вынесли гвардейское знамя, и оно затрепетало на бронетранспортере как живое в косых лучах света от стоявшего напротив танка. Подошла клубная автомашина. На ее борту прикреплены разрисованные щиты. На одном — схематическая карта Дальнего Востока. Из-за Амура высунут японский кулак, пронзенный красноармейским штыком, на другом — зубастый дракон с длинным самурайским мечом. Он кромсает земли Кореи, Катая, Индонезии, Бирмы, Вьетнама, кидает жадный взор на Урал. «Азия для азиатов!» — вылетает из широко разинутого рта чудовища. Под щитом надпись: «Сокрушим азиатского Гитлера!»

На бронетранспортере — Волобой, Русанов и начальник штаба Сизов. Русанов, щурясь от света фар, зачитал заявление Советского правительства о вступлении в войну с Японией.

— Ура-а-а-а! — понеслось от танка к танку.

— А ведь по-серьезному начинается, Поликарп Агафонович? — послышался голос Юртайкина.

— Пока границу не перейдем — не поверю, — угрюмо пробурчал Посохин.

Слово взял командир бригады. Он посмотрел на бойцов, на щит, который высветили фары соседней машины, заговорил о союзническом долге, о великой освободительной миссии, которая выпала на долю нашей армии. Говорил недолго. Закончил призывом до конца выполнить воинский долг.

— Товарищи гвардейцы! Я твердо верю — вы с честью оправдаете высокую гвардейскую марку!

Шумные аплодисменты покрыли слова комбрига.

Из темноты на освещенное фарами пространство перед клубной автомашиной выскочил Ван Гу-ан, погрозил кулаком зубастому дракону, крикнул:

— Ян гуйцзы![8]

Бойцы не понимали его слов, но они чувствовали душой, почему так негодовал и торжествовал в то же время этот китаец.

Волобой поднял руку и в полный голос подал команду.

Все бросились к машинам. Знаменосцы вложили знамя в чехол, заспешили к стоявшему неподалеку танку.

— Второй гвардейский, за мной! — послышался голос Иволгина.

— Ну, теперь ты поверил? — прокричал Юртайкин над самым ухом Посохина.

— Хотел бы я увидеть того самурая, что стрелял по нас на Бутугуре в сорок втором году! — неистово ответил Поликарп.

Заурчали моторы. Русанов был слегка удивлен, увидев, как просто, обыденно начинается война. Не такими ему представлялись эти исторические минуты. Воображение рисовало мощную артиллерийскую подготовку: гром дальнобойных орудий, усеянное самолетами небо, железный скрежет «катюш», мечущих огненные стрелы... А тут — ни артиллерийской, ни авиационной подготовки. И только вспыхивающие в бледном небе зарницы напоминали, что где-то на других фронтах, возможно, гремят орудия и рвутся бомбы.

Бригада пошла на восток, где уже разгоралась летняя заря. На малиновом ее фоне отчетливо вырисовывались темные контуры передних танков и силуэты прижавшихся к башням десантников. На одной из машин среди автоматчиков ехал Ван Гу-ан. Ему, наверное, казалось: все, что происходит сейчас вокруг, делается по его просьбе. Пришел он к хорошим людям, рассказал о большом своем горе — и вот поднялась несметная добрая сила заступников. Берегись, Хромой Дракон!

Машины шли с погашенными фарами, то взбирались на заросшие кустарником склоны, то спускались в вязкие низины. «Бесстрашный» тяжело ворочался, глухо урчал, точно был недоволен тем, что ему приходится пробираться по такому бездорожью. Иволгин прижался к броне, сжал в руке автомат и не моргая смотрел вперед, стараясь хоть что-нибудь там увидеть. Но впереди пока ничего не было видно — кромешная тьма.

По расчетам Иволгина, вот-вот должны начаться укрепления Халун-Аршана. Хлестанет пулеметная очередь или рванет снаряд — и придется камнем лететь на землю и бежать потом под прикрытием брони. Но не слышно пока ни снарядов, ни пулеметного лая. Где же Халун-Аршан с его трехъярусными долговременными сооружениями? Где шестиамбразурные доты, бетонированные противотанковые рвы, замаскированные заграждения из рельсов и железобетонных шипов, о которых рассказывал бригадный инженер?

При спуске в лощину «Бесстрашный» сильно накренился в левую сторону, потом вздрогнул, качнулся вправо и помчался на высокой скорости вперед. Что-то сухо хряснуло, по лицу стегнули колючие ветки. Вначале Иволгину показалось, что ударил пулемет, но это просто треснуло сломанное дерево.

Начало светать. На пути все чаще попадались глубокие промоины, похожие на противотанковые рвы. Но настоящих противотанковых рвов пока не было. Не было и дотов.