Грозовой август - [111]

— На днях генерал Макартур попытался даже остановить наше продвижение в глубь Маньчжурии, — продолжал Державин. — Вы спросите: каким образом? Очень просто: отдал приказ прекратить военные действия с Японией и направил этот приказ — куда бы вы думали? — в наш Генеральный штаб!

— Для исполнения, как в свою дивизию! — засмеялся Волобой. — Вот это здорово!

Потом Державин рассказал о перехваченной радиограмме Хирохито в штаб Квантунской армии, странном молчании генерала Ямады.

— Двое суток мы пытались вступить с ним в связь, а он молчит как рыба, да и только. А нам некогда играть в молчанку. — Державин нахмурился: — Нам надо разоружать японские дивизии. И немедля.

Волобой сдержанно вздохнул, посмотрел на карту Маньчжурии, на извилистую линию фронта, куда вышли передовые подвижные отряды. Красные клинья, обозначавшие наступающие войска, воткнулись в разлившиеся реки со взорванными мостами и широкими поймами, в озера и болота, превратившиеся в непроходимые моря. Как же в таких условиях преследовать и разоружать японцев?

Словно бы угадав мысли Волобоя, Державин изложил план командования. Десантные отряды отправятся к жизненным центрам Маньчжурии воздушным путем — захватят железнодорожные узлы, аэродромы, морские порты, разоружат тыловые гарнизоны, штабы войсковых объединений. Такие десанты будут высажены в Чанчуне, Дальнем, Порт-Артуре и многих других местах[25].

Затем генерал подошел к главному. Оказалось, доставка горючего в бригаду — дело лишь попутное. Сейчас надлежит погрузить в самолеты батальон автоматчиков и лететь в Мукден — старую столицу Маньчжурии. Там стоит штаб 3-го фронта Квантунской армии. Как японцы встретят наш штурмовой отряд — неизвестно. На обращение Малиновского не отвечают и гарантий на перелет не дают. Но что делать? Надо же в конце концов выяснить, чем они дышат. Если встретят в штыки, десант займет круговую оборону. Авиация прикроет сверху. Сутки надо продержаться. А завтра к Мукдену должна подойти танковая бригада Жилина.

— Прошу построить батальон, — приказал Державин.

Пока шло построение, инструктаж, подготовка к вылету, Державин, прохаживаясь у самолетов, расспрашивал Викентия Ивановича о последних боях, о новостях из дому, о гибели Ветрова, которого знал еще по боям на Халхин-Голе.

Десантники готовились к операции. Старшина Цыбуля привез на бронетранспортере патронов, гранат и даже несколько комплектов обмундирования. У расторопного старшины все было запасено на непредвиденный случай. А случаев таких на войне оказалось много. У Забалуева сползла с плеч прогоревшая гимнастерка, у Баторова снесло течением пилотку, Юртайкин ходит в прожженных брюках, Посохин — без ремня. С этим старшина мириться не мог и быстро приодел своих бойцов. Смотри, Маньчжурия, на советских орлов!

Вдоль взлетно-посадочной полосы бегал расстроенный Драгунский. Он никак не мог понять: берут ли в батальон раненых? После истории у Ворот Дракона он не желал бы стать жертвой коварного врага. Ему больше нравилось сражаться честно, в открытую, и потому он хотел бы остаться на этом аэродроме. Наших сил здесь пока мало — всего два танка. Японцы непременно вздумают захватить аэродром, и тут он мог бы наконец показать, на что способен! Но позволит ли Волобой остаться? А то возьмет, прищурится да спросит в шутку: «Кто же ты есть, дружище — трус ли орденопросец?» Ох, уж этот пронизывающий волобоевский прищур!

«А что, если выйти на генерала, — подумал Драгунский. — Державин может распорядиться, чтобы раненого не брали». Приподняв повыше руку, висевшую на бинте, направился к самолету, около которого Волобой о чем-то говорил с Державиным.

Но все произошло не так, как замышлял Валерий. Рассказывая генералу об энтузиазме бойцов, вынесших трудности похода. Волобой, увидев Драгунского, сказал:

— Возьмем хоть этого раненого лейтенанта. Его место в медсанбате, а он завалил меня рапортами: дайте возможность сражаться!

— Так и должно быть, — ответил Державин.

После таких слов Драгунский молча направился в самолет. Назвался груздем — полезай в кузов.

Под крылом проплыл аэродром, сверкнули на солнце озера, заводи и затопленная пойма реки. Тысячи ярких бликов горели на зеркальном разливе реки, переливались искристой рябью на прибрежных водоворотах.

Десантники волновались — понимали, что летят на серьезное дело. Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, каждый старался чем-то заняться. Баторов проверял, не попал ли в автомат песок. Ефрейтор Туз прикреплял понадежнее к поясу гранаты. А Сеня Юртайкин повторял одну и ту же фразу: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать».

Аня Беленькая сидела рядом с Вероникой, перевязывала Драгунскому рану. Вначале Аню не хотели брать в десант. Но она упросила, и теперь была вместе со всеми, а главное, с Иволгиным. Это ее радовало.

Державин оглядел всех своих соседей, остановил взгляд на Поликарпе Посохине — бессменном дневальном на бутугурском КП его дивизии, спросил:

— Порядок, Поликарп Агафонович?

— Так точно, товарищ генерал. — Посохин был совершенно равнодушен ко всему. Он просто-напросто дремал, как бы говоря своим полусонным видом: «Не все ли равно, паря, куда лететь». Лишь одним Поликарп был недоволен: курить в самолете не позволяют. Что им, жалко чужого табаку?