Грозовое лето - [18]

— Спасибо, товарищ! — от души сказал Хисматулла. — Безопаснее, я думаю, тебе бы с нами в лес уйти! Но это твое дело.

— Нет, я останусь, а вы меня не выдавайте, если попадетесь.

— Обещаю!

— Я должен отомстить за казнь моего незабвенного брата Ивана! — пылко воскликнул Дмитрий.

— Понимаю и одобряю! И все же лучше бы тебе, товарищ, до рассвета увезти детей, жену, стариков в лес, на хутор. Мы бы их сберегли.

— Нет, я все обдумал, останусь з-здесь, — решительно сказал Дмитрий Скворцов.

10

Заки Валидов давно зарился на юргаштинское золото. Два пуда золотого песка — это уже капитал. Но это и самостоятельность башкирского правительства: не придется клянчить у атамана Дутова денег на любой, самый незначительный, расход. Необходимо как можно скорее возобновить работу Юргаштинского, да и соседних приисков. Справится ли с этим наитруднейшим в условиях гражданской войны делом Нигматулла? Сомнительно!.. Старатели не любят его, хозяина, хищника, бая. Нигматулле нужен помощник, своего рода директор-распорядитель, энергичный, настойчивый, но и умеющий с рабочими потолковать по душам… Ба! Постой, постой… А почему бы не послать в Юргашты Кулсубая? Да, он неуравновешенный, вспыльчивый и с большевиками якшался, но, безусловно, честный. И старатели, и жители окрестных аулов относятся к нему с уважением.

Повеселев, Заки остановился перед высоким зеркалом — трюмо, залюбовался собою, джигитом, в новеньком, с иголочки, френче и широкой фуражке, в начищенных до блеска сапожках. Щупленький, он во френче, в брюках-галифе казался и выше и стройнее. Сейчас он чрезвычайно нравился самому себе. «Я молод, все еще впереди, обязательно стану ханом огромного тюркского государства: ядро — Башкирия, остальные княжества в вассальной зависимости…» Заки — историк, он глубоко изучал историю Запада и Востока. Превыше всех он ценил канцлера Германской империи Бисмарка, провозгласившего, что в политике надо укрощать народ кнутом, а баловать пряником. Вот и надо теперь поманить Кулсубая пряником.

Он взял со стола медный колокольчик, позвонил. Бесшумно открылась дверь, вошел статный молодой адъютант. Увидев, что председатель Военного совета башкирского правительства, главнокомандующий армией погрузился в чтение деловых бумаг, адъютант выжидательно остановился, потом напомнил о себе покашливанием.

Заки поднял глаза:

— Ах, да, позовите начальника штаба!

— Слушаю.

Через минуту в кабинет вошел запыхавшийся полковник Галин.

— Этого непокорного… говорю, этого Кулсубая придется освободить из тюрьмы, — небрежно сказал Заки, будто речь шла о сущих пустяках.

— Освободить? Как это освободить? — ахнул Галин. — А что скажет атаман Дутов?

— Нам надлежит заботиться об интересах нации, а не об оренбургских казаках, — строго напомнил Валидов. — Бунт в полку Антонова можно свалить на партизан. Это во всех отношениях выгодно: можно выпросить денег, оружия на борьбу с красными партизанами.

— Но ведь он прогнал Шаяхмета-муллу!

— И слава богу, что прогнал этого бестолкового мальчишку! Мне докладывали, что Шаяхмет усердно вертится вокруг штаба Дутова. Видно, хочет умаслить атамана. Говорили, что мечтает создать собственный отряд Кэжэнского кантона. И пусть создает. Благословляю!

— Заки-эфенде, нельзя выносить окончательный приговор молодому, — заступился за Шаяхмета полковник. — Этот мулла еще нам пригодится… А Кулсубай заигрывал с большевиками. Как можно об этом забыть?

— Галин-эфенде… Да вы садитесь, полковник… Галин-эфенде, нам нужна своя казна. Свое золото! А это золото по крупицам надо добывать. И надо это золото еще охранять. Помните башкирскую пословицу: «Хочешь добиться своего — подружись на время с шайтаном»?..

— Как не знать, — ухмыльнулся Галин, всю жизнь друживший с шайтанами всех мастей и национальностей, но обязательно богатыми.

— Кулсубай сильный джигит! Не зря большевики старались перетянуть его на свою сторону. Если верить Сафуану, — а я ему верю, — Кулсубай ловкий, смелый и во всем совершенно честный. Башкирские всадники пойдут за ним в огонь и воду! Старатели на приисках тоже считают его своим, как бы тайным большевиком. Значит, он, а не Нигматулла-бай заставит их мыть золото. А его джигиты будут охранять золото. С помощью Кулсубая мы приберем к рукам не только башкирские, но и южноуральские прииски.

Полковник признал, что Валидов-эфенде рассуждает здраво.

— Потому и надо быстро выпустить Кулсубая из заточения!

— А если он убежит с юргаштинским золотом?

— Скорее Нигматулла-бай убежит с этим золотом в Сибирь или в Бухару. Дутовцы тоже прикарманят в любой момент наше хазине.[18] А Кулсубаю два пуда золота помогут стать национальным героем! И от этого лакомого пряника он не откажется. Так что зови сюда Кулсубая!

— Его надо вымыть и накормить после каземата.

— Вот и прикажи своим помощникам, а я поработаю! — И Заки склонился над бумагами.

«Этому извергу нельзя отказать в сообразительности», — подумал Галин, возвращаясь в свой кабинет: он знал цену верховному вождю армии и то ненавидел его, то завидовал ему.

Через часа два Кулсубай, вымытый, подстриженный, выбритый, накормленный, в чистой гимнастерке, предстал перед Заки; конвойные солдаты остались в коридоре. Валидов ожидал от истомленного заточением узника повиновения, но ошибся. Быстрыми шагами Кулсубай подошел к столу, чести не отдал, сказал запальчиво: