Гроб из Одессы - [29]

— Миша, тут такое дело… — мялся бестактный Вол.

— У мене есть надежда, что это дело на хорошие миллионы, — бросил не выспавшийся Винницкий.

— Как вы могли подумать иначе, Миша? Стал бы я вас будить за пару пустяков.

— Так что за пожар случился среди здесь?

— До нас припёрся Гриня Кот с интересным делом…

— Тоже мне явление кота народу, мало ли гастролёров сейчас крутится в Одессе. Нехай платит пошлину и работает. И вообще, Вол, если вы ещё раз станете портить мене свидание с подушкой, я буду до того недовольный, что ваша морда это сходу измерит.

— Как вы могли так грубо подумать, Миша? У Кота шикарное, но срочное предложение. Между нами, я и так дал вам отдыхать лишнего, хотя роль будильника с вашими настроениями оплачивается совсем у другую сторону. Кот уже пару часов горит от нетерпения, пуская всем в глаза солнечные зайчики от своего лысого купола. Он вместе с Шуркой Матросом приканчивает второй штоф самогона. Вы дождётесь, что припрётся мадам Гликберг делать опять снова свой бесконечный шкандаль. Потому что Шурка не спросил у мамочки можно ли ему насвинячиться с Котом. А чему научит Кот мальчика, кроме грабануть банк и бегать из тюрмы? Вы уже проснулись, Миша, или мене дальше трясти воздух пустыми словами?

— Вол, приведете Кота до моего кабинета. Но если его миллионное дело окажется туфтой, он начнет пускать зайчиков не раздетой от волос головой, а голой жопой среди Ришельевской, — окончательно проснулся король и еще раз пожалел собственную личность. — Вы же знаете, Сеня, недосып для мене, как серпом по яйцам.

Когда Гриня Кот пришатался до кабинета Винницкого и открыл свой рот по поводу поздороваться, король сразу унюхал, что прежде самогон был гораздо лучшего качества.

— Я серьезный человек, Винницкий, — важно сказал саморекламу Кот. — И у меня мало времени…

— Время, — философски заметил король. — Кто знает сколько оно стоит. Вы сильно спешите у тюрьму досиживать свои сроки, раз устраиваете такой пожар, Кот? Так насколько мене рассказали, самый последний раз вы резво покинули кичу как раз потому, что продули Симону Левому на честное слово, хотя отдавать было нечем, а, Кот? Вы решили заработать, чтобы расплеваться с долгами, так зачем, как обычно, вам не взять банк или потрясти фраеров в теперь уже заграничной Бессарабии? Много ли стоит ваше время, Кот?

— Я думаю много. Миша. И предлагаю вам сделку на пять миллионов. И не бумажных «колоколов», а самого настоящего золота.

— Кажется, за эти деньги вы начнёте просить, чтоб я захватил всю Одессу и держал город под персональным флагом, — улыбнулся король.

— Вы почти угадали. Миша. Мне нужен план одесского укрепрайона.

— А может вам проще, чтобы мы заняли сразу Кремль? Тогда не нужно будет страдать частями и вы сделаетесь новый царь. Кот, вы просто не понимаете чего говорите — пять миллионов за ключ до Одессы, нафаршированной сейчас золотом, как никогда раньше. Перестаньте мене смешить такой дешёвой ценой. Это же тонкая работа, какую вы всё равно хрен поймёте. Взять этот план из сейфа Алмазова, это не ваши замашки — мочить[114] доходяг на большой дороге или налетать на банк без охраны. Так что не гоните пену насчёт этого голдового, но всё равно копеечного заработка, Гриня.

— Миша, умные люди всегда могут договориться между собой. А насчёт Симона — вранье. В натуре, падло[115] буду, ртом божусь. Вы мене немножко знаете…

— Я вас знаю, Кот, и потому разговариваю. Эта сделка будет стоить вам десять миллионов. И только потому, что я вас таки-да знаю. Король не имеет право заработать на этом деле меньше вас, Кот. Так что или готовьте аванс или перестаньте крутить башкой и пускать мене солнце в глаз. Он и так слипается от усталости после важных дел.

— Молдаванка примет аванс бриллиантами? — капитулировал Гриня.

Король молча кивнул. Кот завалился до себе за пазуху, но сколько бы там ни шарил, кроме шпаерас перламутровой рукояткой, кастета и нескольких маслин, ничего интереснее не нашел. Кот на всякий случай поковырялся у сапогах, но из всех бриллиантов обнаружил в них только сильно пахучие портянки.

Король посмотрел на потуги этого кладоискателя и заметил:

— Не нужно пучить глаза на лоб так сильно, Кот. Иначе их на место можно будет вставить только молотком. Молдаванка иногда любит пошутить гостей. Вол! Выбигите из-за двери.

— В чём дело, Миша? — чуть тише обычного заорал Сеня, подбегая до короля с двумя револьверами наголо.

— Вол, идите до Шуры Матроса и скажите ему, что Грине вряд ли нравится этих шуток. И идите по-быстрому, пока он не умотал гулять, а Кот не дошёл до разрыва сердца. И передайте Шурке слово короля, если он опять начнёт делать детство из своего поведения, мы всё это расскажем мадам Гликберг. И тогда хороший прочухон прокапает райским блаженством рядом с её нудностями.

* * *

Такого творческого вечера Одесса ещё не помнила. В Доме актёра перед публикой, набившейся в зал, с понтом там давали шаровые билеты до Турции, выступали Холодная, Мозжухин, Лысенко, Хенкин, Алексеев, Бунин, Толстой и другие не менее известные творческие деятели вроде борца Ивана Заикина. И пока артисты зажигали высоким искусством сердца зрителей, среди которых бил своими ладонями начальник гарнизона Гришин-Алмазов, окружённый руководством контрразведки, в городе начались менее заметные, но кое-кому интересные концерты. Молдаванка в который раз сумела доказать, что среди неё тоже имеются гениальные артисты.