Григорий Сковорода - [23]

Воздействует примером речь Эзопова:

Ведь басни только для того и надобны,

Чтоб исправлять людские заблуждения

И поощрять прилежное усердие.

И как бы повесть ни велась шутливая,

Лаская слух и к цели ведя поставленной,

В ней важен смысл, а не имя сочинителя.

А сам Сковорода, говоря о природе басни, ссылался на «древних любомудрцев», прежде всего на своего любимого Сократа. «Ни одни краски, – писал он в посвящении к «Харьковским басням», – не изъясняют розу, лилию, нарцисс столь живо, сколь благолепно у них образуется невидимая Божия истина, тень небесных и земных образов. Отсюда родились hieroglyphica, emblemata, symbola[6], таинства, притчи, басни, подобия, пословицы… И не дивно, что Сократ, когда ему внутренний ангел-предводитель во всех его делах велел писать стихи, тогда избрал Эзоповы басни».

Сковорода имеет в виду историю, рассказанную в диалоге Платона «Федон»: к Сократу в тюрьму приходят его приятели, начинается разговор, в ходе которого кто-то упомянул имя Эзопа, и тогда Кебет спрашивает Сократа: правда ли, что он недавно в стихотворной форме переработал басни Эзопа? Сократ отвечает на это, что боги не раз призывали его заняться творчеством, и потому он и взялся слагать стихи, а поскольку, мол, «творческого воображения у меня мало, я взялся за то, что было для меня самым доступным – за басни Эзопа. Зная их на память, я переложил на стихи те, которые припомнились мне первыми». Наверное, то же самое, только в прозе, делал и Сковорода, сидя в своей хатке на берегу Лопани. Не случайно в основе сюжета его басни «Жаворонки» лежит сюжет эзоповской басни «Орел и Черепаха», басни «Навоз и Алмаз» – сюжет басни «Петух и жемчужина», а в басне «Оленица и Кабан» упоминается история Эзопа о самонадеянной Галке, нарядившейся в перья других птиц.

Басни Сковороды – философские. Об этом свидетельствует хотя бы то, что их эпифимий, или, как говорил сам Сковорода, «сила», нередко по объему превосходит собственно фабулу. Особенно это заметно в более поздних произведениях, например, «Пчела и Шершень» или «Соловей, Жаворонок и Дрозд», скорее напоминающих небольшие философские трактаты, нежели собственно басни. Возникает впечатление, Сковороде становится тесно в прокрустовом ложе басни, его мысли уходят куда-то дальше, ломая рамки жанра. В конце концов, и основная тема поисков Сковороды-баснописца тоже философская – «сродность». Большая половина всех «Харьковских басен» посвящена именно ему: «Жаворонки», «Колеса часовые», «Орел и Сорока», «Голова и Тулуб», «Оселка и Нож», «Орел и Черепаха», «Собака и Кобыла», «Пчела и Шершень»…

«Скажи мне, Пчела, – спрашивает Шершень, – отчего ты столь глупа? Знаешь, что трудов твоих плоды не столько для тебя самой, сколько для людей полезны, но тебе часто и вредят, принося вместо награждения смерть, однако не перестаете дурачиться в собирании меда. Много у вас голов, но безмозглые. Видно, что вы без толку влюбилися в мед». «Ты высокий дурак, господин Советник, – отвечала Пчела, – если не можешь понять того, что нам несравненно большая забава собирать мед, нежели кушать. К сему мы рождены и не перестанем, пока умрем».

Пчела олицетворяет здесь мудрого человека, познавшего свою «сродность», то есть запечатленную в каждом сердце частичку Божьего промысла, «врожденное Божие благоволение и тайный Его закон, всю тварь управляющий». То есть мудрым человеком является тот, кто осознал родство между своей душой и тем делом, к которому она стремится (тогда это будет «сродный труд»), или между собой и другим человеком (тогда на свет появляется искренняя дружба). Сковорода любил повторять присказку: «Бог ведет похожее к похожему». Да и прославленный девиз философа «Познай себя!» был, собственно говоря, не чем иным, как призывом согласовывать свои желания с Божьей волей.

Почти все басни Сковороды построены в форме ярких сценок-диалогов. Вот как разворачивается, к примеру, фабула басни «Оленица и Кабан». Где-то в Карпатских горах Оленица встречает Кабана и вежливо здоровается с ним, говоря: «Желаю здравствовать, господин Кабан…». Но Кабан сильно раздражен и оскорблен: «Что ж ты, негодная подлость, столь неучтива! – вскричал, надувшись, Кабан. – Почему ты меня называешь Кабаном? Разве не знаешь, что я пожалован Бараном? В сем имею патент, и что род мой происходит от самых благородных Бобров, а вместо епанчи для характера ношу в публике содраную с овцы кожу.

– Прошу простить, ваше благородие, – сказала Оленица, – я не знала! Мы, простые, судим не по убору и словам, но по делам. Вы, так же как прежде, роете землю и ломаете плетень. Дай Бог вам быть и Конем!» – желает напоследок Оленица, иронично намекая на украинскую пословицу: «Не piвняйсь, свиня, до коня, бо шерсть не така».

Басни Сковороды импонируют своей простотой и одновременно глубокомысленностью, остроумием, ярким колоритом. Весной 1894 года Иван Франко, который был очень взыскательным читателем, писал Агатангелу Крымскому: «Знаете ли вы, что «Харьковские басни» Сковороды в десять раз глубже и лучше рассказаны, чем басни Саади?». А позже Франко скажет, что они «написаны красивой, порой даже грациозной прозой…»