Гриф - [11]

— Жизнь дороже. Если можешь что сделать сверх обещанного, тебе зачтется.

— С почками и селезенкой неделю точно тебя здесь могу продержать.

— А как же приказ, если прикажут?

— Делимся…

— Понимаю.

— Если можешь достать рыжевья поболе, можно поговорить вообще о комиссации.

— В сколько встанет.

— Делимся…

— Это я понял. Во сколько в целом встанет?

— Десять тысяч баксов.

— Много.

— Можно рыжевьем.

— Все равно много. Я столько на гражданке еще не заработал.

— Друзья, родственники?

— Родственники сами нищие.

— Пусть квартиру продадут.

— Они, может, и пошли бы на это, да я не согласен. У брата дети.

— Жизнь дороже.

— Так жизнь — моя, а дети — его. Нет, я сказал.

— Коллеги?

— Похоже, меня уже списали.

— Жаль, парень ты смышленый. Но и мои возможности ограничены.

— Что можешь.

— Без денег?

— За ту же цепочку?

— Выписать тебя через неделю, но за день до официально сообщенного мной в спецчасть срока.

— Что это даст?

— Если дам сведения о твоей выписке, тебя переведут в пресс-хату, где менты будут мять, пока не возьмешь на себя убийство Кеннеди.

— Варианты?

— Хата с уголовниками, которые ждут суда по статьям с большими сроками или вышкой. Они могут пойти на сотрудничество с администрацией и размазать тебя по стенке. Неделю выковыривать алюминиевой ложкой придется.

— Ну и фантазия у тебя, док.

— Поработаешь тут с мое…

— Я тоже не в парикмахерской работал, давай варианты.

— Даже в обычной камере с уголовниками тебя в первый же день помнут. Администрация дает послабления режима. Даже дурь может в камеру пропустить. Не говорю уж про табак и чифирь. Но я тебя выпишу в камеру, в которой сидят те, что по первому разу. Они робчее. И с администрацией из куражу на сотрудничество не идут, и новичку, конечно, прописку сделают, но «нагинать» тебя не будут.

— Культурно выражаешься. Какой университет кончал?

— У меня их два. Медфак петрозаводского университета и тюремный университет. Ты не думай, я могу и об искусстве поговорить, только тебе это сейчас не надо, тебе надо думать, как выжить. Согласен? Я тебя оставлю на неделю. А выпишу на день раньше указанного в формуляре срока. Идет?

— Была бы еще цепь, отдал бы.

— Ладно, и этого хватит. А вот на комиссацию — извини, нет. Делимся.

Врач обещанное выполнил.

За неделю молодой организм и спортивная закалка свое сделали. Ну и врач кое-каких лекарств подкинул, и шесть уколов "эссенциале форте" самолично сделал. Печень перестала болеть. А с почками, врач сказал, это надолго. Но не смертельно.

— Выйдешь на свободу, обязательно пройди курс лечения у уролога. Я тебе телефончик дам. Запомнишь?

— Зачем?

— А ты на свободе официально не скоро окажешься. Если весь срок, который тебе впарят, отсидишь, тебе уролог не понадобится.

— А кто понадобится?

— Патологоанатом.

— Ну и юмор у вас, медиков.

— Ты понял? Тебе врач, хороший уролог, нужен в самые ближайшие месяцы. Иначе запустишь болезнь, никто не поможет. Значит, что?

— Значит, надо бежать?

— И значит, ты не сможешь обратиться в горбольницу. Позвонишь моему другу. Он будет тебя лечить на дому. Понятна моя мысль.

— Хорошо у вас тут все поставлено.

— Живем в бараке, ничего изменить не можем, но можем чуть-чуть организовать жизнь вокруг себя. Следишь за моей мыслью?

— Давай телефон.

— 499-36-54. Это в Строгино.

— Я уже вычислил.

— Скажешь, от Миши. Он поймет. Ну, будь здоров.

— Не обещаю, но постараюсь.

…Как врач и обещал, Князь попал в тихую камеру.

Староста хмуро взглянул на него, долго откашливался, выплевывая сгустки мокроты в кусок серой марли, показал шконку на третьем ярусе, так называемую «пальму». Там на одной шконке лежали тощий кашляющий старик в одних трусах, синея грандиозной татуировкой по всей спине, и прыщавый юнец с нахальным и порочным лицом.

— Третьим будешь. Спят у нас по очереди. Одна шконка на троих.

— Вон свободная шконка, — указал Князь на привилегированную шконку нижнюю, у окна.

— Это для авторитетов, воров в законе, ежели таких к нам в камеру бросят.

— А пока? Несправедливо, что шконка пустует. Нет авторитетов, так я пока побуду в них?

— Ты вор в законе?

— Нет.

— Хорошо, что сознался. У нас кто на себя более высокое, чем есть, воровское звание берет, без обеспечения, того опускают. Знаешь, что это?

— Знаю. Я лишнего на себя не беру.

— Шконка дорого стоит.

— Знаю, рыжевье подойдет?

— Давай рыжики в общак и — ложись.

— Вам за меня уже передали.

— Кто?

— Была с утра малява из медчасти, с грузом.

— А, точно была. Значит, ты и есть Князь? Это кликуха?

— Считай, что кликуха.

— Ну, располагайся. Я Сеня Борт. Эти двое — Миша и Костя — они без кликух, солнцевские, на первом же деле погорели.

С криком: "Не по делу!" — представленные Князю Миша и Сеня из солнцевских, набычившись, рванулись на Князя, но были встречены двумя сокрушительными ударами. Из- за тесноты камеры пришлось бить короткими ударами снизу в подбородок, оказалось, средство достаточно убедительное.

Когда Миша и Костя оклемались, установили перемирие. Просто до парней медленно доходило. А когда дошло, что за шконку новенький заплатил и что это даст камере дополнительные чефирь, дурь и еду, успокоились.

Едва Князь лег на шконку, его сморил сон.

И Князь спал так крепко, что проспал и ужин, и ночь, и проснулся лишь под крики в коридоре разливающего баланду зэка: