Гриф - [10]

Красные розы — следы огнестрельных ранений, цвели на белых перевязках, перепоясывающих грудь трех пациентов. Судя по узким лбам, массивным подбородкам, короткой стрижке — типичным атрибутам пехотинцев криминальных группировок, это были бойцы какой-то бригады. Хорошо, если это не из группировки подстреленных им киллеров. Правда, посетители тут не предвидятся, но они и сами, как очнутся, сориентируются. Их трое, он один.

Остальные пятеро обитателей больничной палаты были типичными страдальцами, помятыми в камерах. Лица — сплошные синяки. Когда в тесном пространстве одного бьет два десятка озверелых от злобы и скуки блатных, о красоте лица никто не думает. Хотя если попал сюда после ментовской «прессовки», то тоже на конкурс красоты не выставит свою кандидатуру…

Он потрогал пальцами лицо. Кажется, кроме разбитой нижней губы никаких травм. Видно, он после первого удара в лицо сгруппировался, прикрылся, так что остальные удары пришлись в спину, руки, ноги, почки. Голова пострадала меньше всего. Но перелом основания черепа в результате умелого удара ногой вообще прекратил бы все страдания и решил все проблемы. Так что ему еще повезло.

Он безнадежно оглядел тюремный двор.

Конечно, хорошо бы протянуть в больничке до суда. А там уже думать, с этапа или из зоны бежать. Сидеть срок, который ему отвалят за то, что освободил родную страну от восьмерых бандитов, он не собирался. Нужно дать взятку, понял он.

Но для этого необходима связь с волей. А никто, конечно же, ему этой связи не даст, надеяться приходилось только на себя.

Надо сказать, предусмотрительность не раз спасала его.

И в Анголе, и в Никарагуа, и в Чечне.

Вроде бы не рассчитывал оказаться в тюрьме, когда собирался на очередное прикрытие клиента. А вот надо же — подготовился. Конечно, его обыскали. Изъяли оружие, сняли ботинки, в подошве которых были заточка с широким лезвием и пилка, тонкая пачка долларов. Про это придется забыть. Но крест на груди оставили. Это хорошо. Крест только на вид — простой железный, на стальной цепочке. На самом деле цепочка — пилка, которой можно перепилить решетки, а сам крест — универсальная отмычка. Да простит Господь это кощунство. Но ведь не пытаться бежать в такой ситуации — это caмoyбийство. Тоже — грех… Верестаев его подставил, он пойдет в обычную общую колонию. И в камере будет сидеть в СИЗО рядом с уголовниками. Верестаев постарается, чтобы они узнали, что он — «мент» (для них все силовики — из милиции, прокуратуры, ГРУ или ФСБ, — менты, а вот для милиции, контролеров в СИЗО — менты это только «свои», в этом большая разница, разница между жизнью и смертью). Вот и выходило, что не бежать самоубийство. А самоубийство — грех. Так какая разница, коли все равно неминуем грех? Из двух зол — меньшее, из двух грехов выбирают тот, который приятнее.

А жить, как ни крути, приятнее, чем умирать, даже когда жизнь поворачивается к тебе задницей.

С него сняли все. А вот трусы — синие, сатиновые, малопривлекательные — оставили. Поленились или побрезговали снимать.

Это хорошо. Потому что вместо резинки у него там была узкая заточка и пружинистая золотая цепочка. И трусы держала, и «менкой» могла послужить.

Такая вот «менка». Я тебе цепочку, ты мне жизнь.

Убедившись, что все арестанты спят или без сознания, он вытянул из трусов золотую цепочку, оторвал край простыни, с трудом протянул получившуюся бечевку, концы завязал, вполне прилично. Жестковато, но не спадают.

Потрогал рукой, легко ли вынимается из пояса трусов узкая стальная заточка. И стал ждать.

Он рассчитал все правильно. Врач пришел через час. Один. Без сопровождения сестер. Это был не врачебный осмотр, когда врач дает указания сестре, какие микстуры выписывать больному. Это был обход контрольный. Проверяя пульс, дыхание, зрачки, врач определял, кто из его пациентов жив, а кто уже отдал Богу душу.

Встреча с Князем его приятно удивила.

Избитый до полусмерти пациент, поступивший рано утром, казалось, был обречен. А он мало того что оклемался, так еще был открыт для приятной беседы на взаимно интересную тему.

— Док, мне надо бы тут задержаться на недельку. Если меня сейчас поместят в камеру, мне от братвы не отмахаться…

— А через неделю отмахаешься?

— Надеюсь. Мне бы недельку.

— Понимаю. Но это твои проблемы.

— Очень надо.

— Не сомневаюсь. Но прикажут — выпишу в камеру.

— А так-то, по первому прикиду, как у меня?

— Ну, сам понимаешь, рентген или УЗИ тут тебе никто делать не будет.

— Понимаю.

— По первому прикиду — переломов нет. Трещины в трех ребрах, почки, конечно, отбиты, селезенка. Про гематомы я не говорю. Главное, — голова цела и позвоночник.

— Это хорошо.

— Но без гарантий.

— Понятно.

— В том смысле, что попадешь в камеру — я за тебя не ручаюсь.

— Мне бы недельку.

— Дорого стоит.

— Не дороже денег.

— Это точно. Можно не обязательно деньгами.

— Рыжевье подойдет?

— А то.

Доктор настороженно обернулся к двери. Там было тихо. Сквозь замочную скважину койка Князя не просматривалась.

— Давай, что есть.

Князь вынул из-под одеяла руку, разжал ладонь, на ней сверкнула золотая цепочка.

— Этого даже много, — совестливо признался доктор.