Грешная девственница - [70]

– Я не сделал вам больно?

– Кажется, нет. Я не чувствовала боли. А я не сделала вам больно?

– Понятия не имею. – Его губы дрогнули, на них мелькнула улыбка. – Меня обуревали совсем другие ощущения.

Лора прижалась к его груди.

Эйвери потянул одеяла и накрыл ими Лору и себя.

– Сожалею, мне, возможно, придется задержаться здесь некоторое время, прежде чем удастся повторить все это еще раз.

– А я укрощу свое нетерпение, – пробормотала Лора и услышала, как Эйвери тихо рассмеялся. – Часть моего существа задается вопросом, где вы научились любить столь искусно, другая часть не желает услышать ответ.

– Я бы не стал называть искусным то, что произошло сейчас.

– Я испытывала чувства, которые невозможно описать словами. – Лора извернулась так, чтобы можно было целовать грудь Эйвери и ощущать, как при этом реагирует его кожа. – А в первый раз…

– Вы хотите сказать, что в ту первую ночь вы вели себя ествественно? Тогда я считал, я надеялся, что это так, но затем вспомнил, с какой целью вы явились сюда, и засомневался.

– Эйвери, насколько ловкой притворщицей вы меня считаете? – спросила Лора и резко поднялась на локте. «И насколько циничной? Но он ведь сказал, что надеялся. Но разве ему не все равно?»

– Не знаю. – Эйвери устроился на подушках и повернулся, чтобы можно было видеть ее лицо. – Ваша…

– Моя репутация? – У Лоры сердце упало. Так вот в чем дело. Дело не в сомнениях любящего мужчины, а в том, что он считал, будто встретился с опытной жрицей любви. – Я была девственницей, когда впервые переспала с Пирсом. Думая об этом, я надеялась, что у него до меня тоже не было ни одной женщины. Мы предавались любовным утехам шесть раз. Эйвери, я уже говорила, что после этого у меня никого не было, хотя сплетники утверждают обратное. Они назвали меня Грешной Девственницей? Что правда, то правда – я кокетничала, целовалась, позволяла недопустимые вольности. Но больше ничего не было. – Лоре совсем не хотелось оправдываться, но она так жаждала, чтобы Эйвери понял ее.

– Почему вы так поступали? – спросил Эйвери. – Зачем было рисковать своей репутацией?

– Хотите, чтобы я ответила честно? – Лора пожала плечами, ее смущало то, что надо открыться человеку, которого она любила. – Я была охвачена гневом. Я злилась на мужчин, злилась на общество. Злилась на себя. Пирс преподнес мне урок любви, а затем покинул меня. Я знаю – не он виноват, что мой гнев вышел за пределы разума. Я это понимаю. Мне хотелось завести любовника, но не нашелся ни один, кто оказался бы мне по душе. К тому же мне не улыбалось снова забеременеть. Когда я выздоровела, общество ждало моего возвращения на рынок невест, но каково же мне было притворяться маленькой невинной девственницей? К тому же, если бы я вышла замуж, будущий супруг должен был быть чересчур наивным, чтобы не догадаться, что я уже рожала.

– Если бы он пожелал жениться на вас, вы могли бы сказать ему об этом. – Эйвери гладил чувственную кожу внутренней стороны ее руки. Лора сомневалась, понимает ли Эйвери, что делает, ведь он так внимательно слушал ее.

– Чтобы он тут же прекратил со мной знакомство? Чтобы я рискнула сказать правду? Ни один мужчина, узнав об этом, не женился бы на мне.

– Но я ведь женился.

– Я заманила вас в ловушку, – возразила Лора.

– Возможно, – ответил Эйвери, озадачив Лору едва заметной загадочной улыбкой. – Правда, вы уж точно добились того, что задумали: вернули дочь и заполучили мужчину в постель.

– Мужчина в постели не имеет значения. Самое главное для меня – дочь. Я стала бы монахиней, если бы была уверена, что после этого Алиса обретет счастье и надежное будущее.

– Вы пошли бы на напрасную жертву, – заметил Эйвери. А что, если Лора обидела его, сказав, что мужчина – то есть он – не имеет для нее значения? – Однако вы не очень-то спешили разыскать Алису.

В этом утверждении заключался вопрос. Ей оказалось трудно заставить себя ответить на него. Как же сказать ему, что родители, которых Лора любила и которым доверяла, плели интриги, лгали, задумали отнять у нее ребенка и разбить ей сердце? И они пошли на все это во имя сохранения респектабельности. Лора любила их, но не могла простить им или говорить об этом предательстве. О том, как родители поставили респектабельность и приличия выше собственной внучки и желаний дочери.

– Просто для этого еще не настало время, – резко ответила Лора. – Эйвери, я снова желаю вас.

Похоже, муж достаточно отдохнул. Так что сейчас не время для вопросов, признаний и лжи. Придется подождать до рассвета, пока они не забудутся в глубоком сне.

Эйвери не помнил, чтобы когда-либо раньше испытывал подобное физическое удовлетворение. Все его тело при этом охватила приятная истома. Однако оно сохранило чувствительность, его покалывало после удовольствия от испытанного оргазма, от предвкушения грядущих наслаждений.

И все же, когда миновала еще одна неделя в полном согласии, а ночи проходили во взаимных удовольствиях, Эйвери никак не мог успокоиться, его что-то тревожило. Он, впрочем, догадывался о причинах беспокойства, затаившегося в потемках его сознания, точно зверь в ночном кошмаре. Не было доверия. Лора солгала ему и, без сомнения, продолжала лгать до сих пор. Она что-то скрывала, вернее, что-то недоговаривала. Но Эйвери уже знал – она не изображает страсть во время любовных утех. Однако его так часто обманывали, что он уже не хотел верить своим чувствам. Эйвери опасался, что может не заметить новую ложь и обман, оказавшись во власти чувств.