Гремите, колокола! - [38]

Не могу выразить на бумаге все, что чувствую. Как обидно и больно.

14 час. 15 мин.

Посадила 2 грядки: редис, салат. Носила лопатами чернозем. В одну грядку — 18, в другую — 46 (нам столько лет вместе).

19 час.

Туча, озаренная лучами заката, летний ветерок и 5-й концерт. Я люблю делать то, что сможет сгубить меня. А еще я хочу подарить свою любовь, жизнь, счастье тому, кто мог бы понять каждый мой шаг, кому ничего не надо объяснять. Ненавижу объяснения.

Боже, как меня тронули глаза Верки, когда я отдала ей цветную корзинку! По натуре я плохая, была такой, когда жила не задумываясь, а сейчас все больше и больше думаю, вспоминаю его и невольно становлюсь добрее.

Сумерки спускаются, ласкают землю, размягчают небо. Так хочу видеть Любку! Это она заставила меня ощутить то, чем я живу сейчас. Я перед ней в неоплатном долгу.

Как мне хорошо сейчас: легко, бездумно, немного грустно. Дон сегодня так манил меня. Он для меня тайна, а я люблю все неизведанное.

Как мне дорог тот запах дымка! Опять связь с далеким тем летом.

10 час. 30 мин. вечера.

Концерт Листа вдыхает в меня такую свежесть. Лист — вообще отрада. „Грезы любви“ как будто говорят: „Люби, люби и верь, что приходит заря“.

20 апреля

Опять разожгла в себе прежнее. Хотела, чтобы все повторилось, но это так тяжело и прекрасно только в воспоминаниях. Теперь я знаю, что такое любовь и что привычка. Любовь сжигает, она сладка, горька. Привычка сильна, но ею повелевает рассудок. Она спокойна. Я б не пережила, если б потеряла его. Что будет со мной через несколько лет? Ну и хорошо. Буду гореть до конца.

16 час. 30 мин.

Как-то мне сегодня не по себе. Не могу войти в привычное русло, все валится из рук. Опять то же самое. Но это состояние потом будет мне дорого, хотя сейчас и мучительно. Я живу только одним. Услышь меня, не будь так беспощаден.

Он был сегодня так близко ко мне. Они вернулись, и то прекрасное и ощутимое растаяло.

22 часа.

Как мне хочется любить настоящего, реально прекрасного человека. Как порой нежность переливает через край, хочется кого-то целовать, гладить, жалеть. Не представляю себя в роли возлюбленной.

21 апреля, 9 час.

Опять он так далек и безразличен, опять моя рана зажила. Чудесная 2-я часть в сонате Бетховена. Я, кажется, чуть-чуть начинаю понимать Бетховена, только когда долго слушаю. Сегодня по радио вечер звукозаписи. Не знаю чей.

Вчера жила чувствами, сегодняшний день начинаю рассудком.

19 час.

Как непривычно закупориться в своей комнате, когда так прелестно во дворе. Но ради этого готова сидеть в подземелье.

Концерта не было. День прошел ужасно. Особенно вечер. Остается опять неприятный осадок. Надо жить по-другому».

Дня три после этого тетрадь лежала у него в ящике стола нетронутой, с заложкой между страницами. И не только потому, что он задерживался в совхозе допоздна — перед весной всегда оказывалось, что ничего по-настоящему не готово к весне. В конце концов, не так уж много требовалось ему и для сна — часов четыре-пять, и — опять голова ясна, как будто проспал все двенадцать… Требовалось время, чтобы хоть как-то привыкнуть к этому чувству вторжения в неизведанный мир и хоть немного освоиться в нем. Воздух, хлынувший в легкие с этих исписанных черной тушью, лиловыми чернилами и обычным карандашом страниц, был так плотен и так обжигающе густ, что можно и захлебнуться, если не научиться дышать им. Опьяняющий и тревожный, поднимающий со дна души непонятно что. Сродни той буре, подхваченное которой неслось его сердце, когда он включал рычажок проигрывателя.

Все было то же: те же слова, что и всегда произносились у них в доме, в семье, та же самая Наташа — и все же совсем иная. Все другое. Все.

«22 апреля

Настроение у меня чем-то похоже на зимнее. Терпеть не могу разговоров по душам с отцом. У меня своя жизнь. Никому не хочу, да и не могу навязывать свое. Единственное, что я хочу, это чтобы не затрагивали мой мир, и никого не пущу туда. Мне смешно, когда людей волнуют другие мысли, кроме большой жизни. Так я теперь буду называть окружающий мир природы музыки, большой поэзии и литературы, мечты, любви и еще чего-то неуловимо прекрасного. Теперь надеюсь каждый день заниматься по полчаса физкультурой, обливаться холодной водой, заниматься русским и английским. Поскорее бы уйти из своей комнаты. Вообще у меня есть желание уйти из этого дома. Уйти б навстречу большой любви.

20 час.

Когда я прихожу домой, то пропадает все. Порой я ругаю себя за сентиментальность, за то, что люблю „в поле каждую травинку, и в небе каждую звезду“. Да кое-кто бы и засмеял меня. Но я не хочу подделываться. Нет, лучше, чище природы ничего нет. Люблю детей. Какая прелесть, чистота, искренность.

Почему я не могу встретить того, кого жду уже давно? Быть может, он тоже ждет меня.

25 апреля

Опять не пишу. Работаю в саду. Какой был странный сегодня сон. Какой-то человек, говорили, что он, но вовсе нет. Он не обращал на меня внимания, а меня ласкал кто-то другой, далекий и прекрасный. Я с каждым днем теряю его все больше и больше. Даже облика не могу представить.

28 апреля

Наверное, тот, кто стремился искренне говорить с бумагой, понимает, что здесь нельзя изложить и десятой доли того, что чувствуешь. Я чувствую, что у меня здесь нет ни одной умной мысли. Люблю музыку, а так плохо знаю. С мая начну каждый день узнавать новое произведение и записывать впечатление о нем. Надо взяться за музыкальное образование. Я так мало знаю. Я песчинка по сравнению с миром истинного счастья, с миром большой жизни. Мне так трудно! Нужно какое-то потрясение, чтобы вышибло меня из этого русла. Хочу жить, а не существовать!