Греховная услада - [73]

А затем все взорвалось; изогнувшись дугой, я содрогалась и стонала. Не дожидаясь, когда утихнет дрожь, Келлен притянул меня к себе, крепко держа за ягодицы. Он вошел в меня резко и жестко, и это было так приятно, что я застонала.

Он начал двигаться во мне и думать стало невозможно. Все, что я могла делать, это двигаться вместе с ним, смакуя и наслаждаясь ощущениями, бурлящими внутри меня. Все его первоначальное самообладание бесследно исчезло, на его место пришла неудержимая страсть и потребность. Толчки Келлена становились все жестче, мое тело сотрясалось под их натиском; его пальцы оставляли синяки на моих бедрах, когда он притягивал меня поближе к себе. Но меня это не беспокоило. Удовольствие все нарастало и нарастало, и быстро достигло критической точки.

Мы достигли оргазма одновременно, его рычание эхом разнеслось в тишине, а плоть с такой силой погрузилась в меня, что зашатался стол.

Когда ко мне вернулась способность дышать, я обхватила его лицо ладонями и приникла к нему в поцелуе, медленном и продолжительном.

— По-моему, нам обоим это требовалось.

На его губах появилась улыбка человека хорошо справившегося со своим заданием.

— Да. Хотя я должен признать, что на мой вкус, все произошло немного слишком быстро.

Я усмехнулась:

— И быстро может быть хорошо.

Он поднял руку и смахнул тонкую струйку пота, стекающую по моей щеке.

— Быстро — было очень хорошо.

— Итак, ты уже в состояние ответить мне на несколько вопросов?

— Думаю, что смогу справиться с одним или двумя. — Он уселся на стол рядом со мной. — Что ты хочешь узнать?

— Что ты знаешь о миссис Хант?

— Хант — чванливая старушенция, изумительно справляющаяся со своей работой для отдельных благотворительных учреждений. — Он внимательно на меня посмотрел и спросил: — А что?

Я медлила. Как много я могу ему рассказать? Как много я должна рассказать?

— Ее имя всплыло в ходе расследования, — уклонилась я от прямого ответа. — Я была направлена сюда для того, чтобы вывести ее на чистую воду.

— Направлена кем?..

Вот дерьмо. Но если мы намерены вступить в отношения, то рано или поздно он все равно узнает, кем я работаю.

— Управлением.

— Ты — страж? — в его голосе сквозило недоверие.

— Нет, всего лишь связной, — произнесла я со смехом. — Но у нас нехватка оперативников, поэтому я вынуждена выполнять незначительные задания, такие например, как слежка, которая, вероятней всего, никуда не приведет.

— А в чем она подозревается?

— В проведение несанкционированных финансовых операций и растрате. — Ложь легко сорвалась с моего языка, но часть меня чувствовала себя виноватой за это.

Но более всего тревожило то, что только часть меня чувствовала себя виноватой.

— Какое отношение имеет растрата к делам Управления? То сборище, с которым ты работаешь, преследует только убийц, не так ли?

— В большинстве случаев. — Я пожала плечами. — Я делаю то, что мне говорят. Это намного упрощает жизнь.

Джек, должно быть, расхохотался бы, услышь от меня такое. Делать, что мне говорят — никогда не входило в мои первостатейные задачи.

Келлен нахмурился.

— Она из семьи потомственных баснословно богатых аристократов, и гордится своей благотворительной деятельностью. Я не могу представить, чтобы она впуталась в какие-то гнусности и тем самым подвергла риску кого-то из своего семейства или собственное сообщество.

— Значит, ты не заметил ничего странного в ее поведение за последние несколько месяцев?

— Нет. — Помедлив, он добавил: — Хотя она действительно пропустила несколько благотворительных вечеров несколько месяцев назад. Объяснив это плохим самочувствием.

— Ты не поверил ей?

— Мы говорим о женщине, которая для участия в одном из своих излюбленных вечеров, рискуя здоровьем, ушла из больницы после аппендэктомии[24].

— Ты разговаривал об этом с кем-нибудь из ее друзей?

— С одним. Не то чтобы я переживал или еще что-нибудь в этом роде. — Он пожал плечами. — Кажется, около трех недель подряд, она никого не хотела видеть. Ее друзья были весьма обеспокоены.

— Они догадывались о причинах?

— Неудачная пластическая операция. Для нее это стало ударом. Таким ударом, что отвалились новые ногти, и она сидела дома, умирая от стыда.

Я подняла брови.

Келлен усмехнулся:

— Хорошо, последнее я преувеличил.

— Ну а по прошествии трех недель, она вела себя как обычно?

— Насколько я заметил, да.

— А ее запах?

Он поднял бровь:

— А что с ним?

— Разве он не изменился после ее трехнедельного заточения?

Келлен колебался с ответом.

— Вроде бы, да. Он стал более резким. Более отчетливым.

— В каком смысле?

Он снова пожал плечами.

— Поверишь ли, но я не уделял много внимания этой старой корове.

Отлично. Ни единой ниточки, которая привела бы меня к разгадке на вопрос: были ли мои воспоминания сплошной ерундой, или же в них был какой-то смысл? Что же ускользало от меня до сих пор? Может быть, миссис Хант была там. Может быть, она с удовольствием наблюдала за ее мужем с другой женщиной? Она не была похожа на вуайеристку, но в наши дни нельзя судить о книге по ее неказистой обложке.

К тому же я отчетливо помнила, что в той комнате пахло ею, но там был еще чей-то запах. Запах из моего прошлого. Однако у двоих людей не может быть одинакового запаха. Запах исходит от любого человека. Он индивидуален, как отпечатки пальцев или радужная оболочка. Двух одинаковых запахов не существует в природе.