Грех - [5]

Олег всю ночь сидел у сестры и плакал.

Утром сказали, что сделали операцию. Состояние очень тяжелое, но жить будет, должна жить.

Он закричал тогда: «Господи! Лишь бы жила! Я ее подниму, выхожу!»

И напомнил сестре: опыт у него есть.

А через месяц сказал ей: «К сожалению, это совсем другой опыт».

IV.

Опыт был; в этой истории вообще много совпадений, от милых и трогательных (первую жену Олега тоже звали Светой, их дочка родилась день в день с младшей дочкой Светланы Юдиной) до трагических: Олег уже был сиделкой — и много лет. Мама заболела (сперва — острые головные боли, потом безумие, потеря личности, стала ходить под себя), когда Олег еще служил в армии, вернулся — сестра со своей семьей уезжала в другой город, там обещали работу, квартиру, перспективы (они вернутся через восемь лет). Олегу выпала такая вот дембельская радость — стать и братом милосердия, и санитаркой: кормить, обмывать, подмывать, гасить приступы; это длилось несколько лет, и он безропотно делал все, что должно. Наверное, с этого и началось то самое его «просто невезение», о котором говорит Ольга, — юность с утками, пеленками и уколами, потом неудачный брак (жена не отказывала себе в личной жизни), скандалы, поиски заработка, условная судимость за драку (считается погашенной). И вот свет в туннеле — Светлана. Кажется, первая женщина, с которой он был душевно близок, которая «понимала» и вела с ним какую-то даже светскую жизнь, и даже ссорилась из-за него со своими детьми. И ее катастрофа — в каком-то смысле тоже в логике его «невезения».

V.

Около месяца она находилась в реанимации — не могла дышать, не могла говорить. Олег ухаживал за ней самоотверженно — и это признают, кажется, все. Мчался к ней после работы, перед работой; приходил рано, в свободные дни сутками сидел у постели. Боли начинались вечером, длились всю ночь. Переворачивать Светлану, подключенную к аппарату искусственного дыхания, было нельзя. Приговор был — полная неподвижность до плечевого пояса, но со временем, обещали врачи, руки будут работать, может быть, сможет сидеть в коляске.

«Мы не верили до последнего, — говорит Ольга. — Я принесла ему книгу „Исцеление души“, и еще вот мы в Ленинграде заказали такие... в общем, тексты такие, их надо начитывать и класть на больные места, от них боль проходит. И врач, он уже стал нас избегать, мы говорим ему — смотрите, палец на ноге шевелится! А они нам — это первый признак атрофации, нервы отмирают. А мы спорим, говорим — как это, он же шевелится! И Олег не хотел смиряться, он взял ее снимки и поехал в Екатеринбург, стал обходить все больницы подряд».

И обошел. И в третьей или пятой по счету ему сказали: «Привозите». Удалось небывалое — попасть «в план», в список бесплатных плановых операций. Платная операция на шейном отделе позвоночника стоит 80-90 тысяч рублей — деньги просто непредставимые.

Светлане сделали очень сложную, тонкую операцию — нервы и костную ткань из бедра инсталлировали в позвоночник. Была ли она успешной — судить невозможно: началось заражение крови — и все сошло на нет.

История болезни Светланы Юдиной — в некотором роде портрет нынешней бюджетной медицины: она делает сверхусилие, и тут же гасит его, не способная обеспечить элементарный рутинный уход. Заражение крови, считает Ольга, произошло от пролежней, а они начались еще в асбестовской реанимации, видимо, как-то просмотрели начало процесса. Откуда пролежни при такой-то неистовой супружеской заботе? В Екатеринбурге Олег, конечно, пробирался в палату, но находился с женой не круглые сутки, хотя ему удавалось иногда и ночевать в больнице. Светлана лежала на обычном матрасе, о существовании специального антипролежневого матраса Олегу сказали, когда уже начался сепсис, — и он немедленно нашел и купил его (занял громадные деньги — шесть тысяч), но было поздно, начались осложнения. Крутой маршрут продолжается: из екатеринбургской нейрохирургии Светлану везут прямиком в отделение гнойной хирургии асбестовской горбольницы, — везут, как и туда везли, на досках, на старом «Москвиче» Сергея Кудло, потому что за транспортировку в реанимобиле больница запросила деньги какие-то совсем уж немыслимые. Светлане плохо, больно, она кричит и плачет, поминутно зовет Олега.

Пролежни, несмотря на все усилия, не заживают, Светлану лихорадит, — постоянная температура 39, — и в конце мая врачи говорят семье: все поздно, переливание крови не поможет, жить ей в больнице, на наших лекарствах, осталось неделю. А дома — два дня. Думайте. (Кто виноват? Никто не виноват, это пролежни, так получилось.)

— Домой! — кричит Светлана.

Умоляет: домой.

Светлану забрали под расписку — конечно, это было сокращением ее земного срока, но ведь надо проводить по-человечески. А дома — стены ли начали помогать, забота ли Олега стала срабатывать — однако Светлана не умирала.

Но и не выздоравливала.

Здесь должна была бы естественным ходом явиться надежда, вера в чудо — да и разве мало случаев исцеления вопреки врачебным приговорам? Но консилиум врачей не обнаружил улучшения и надежды не дал; смерти ждали со дня на день. Боли становились все сильнее, острые приступы начинались с вечера, когда Майоршин приходил с работы, и длились всю ночь. Каждые 10-15 минут нужно было переворачивать Светлану, чтобы ей стало хоть немного легче. Приходила медсестра, колола антибиотики. Перевязки, все гигиенические процедуры делал сам Олег — именно это, сказали врачи, продлило ей жизнь, но спасти уже не могло. Каждая перевязка — сорок минут, родственница однажды присутствовала — не выдержала ни вида, ни запаха, стало дурно. А Олег спать рядом ложился — позволял себе фрагментированный сон, по десять минут серия. (Это так, к девичьему вопросу «Что такое любовь?»)