Гребцы галеры - [11]

— Медики пострадали?

Вояка вгляделся в меня, нахмурился:

— Слышь, а ты кто есть-то? Что-то я не догоняю, ты наш или ихний? Тачка вроде армейская, а зачем тогда халат?

— А чтоб ты спросил, — парировала вылезшая на мое левое плечо Люси.

— О, крыса! — вытаращил глаза солдат. — Откуда взялась?

— А меня нет, милый, — ласково пропищала Рат, — я тебе спьяну мерещусь.

Собеседник вылупил глаза, некоторое время тупо таращился на мою начальницу и, мутно кивнув, опустился обратно в траву.

Я двинулся к офицеру. Тот, заметив мое приближение, глупо улыбнулся и выдал фразу, звучавшую в переложении с нецензурного языка на общепринятый, как классическая цитата из Швейка:

— Вот ведь проститутка, не хочет спать со мной.

Ответ мой был прост и конкретен:

— Оставь в покое девчонку, забирай своих орлов и проваливай ко всем чертям.

До лейтенанта доперло, кто я такой. Лицо побагровело, пальцы судорожно зацарапали болтающуюся на поясе кобуру. Я быстро нагнулся, едва не стряхнув с плеча Люси, выдернул из-за сапога нож и, чуть подбросив его, перехватил за спинку рукояткой вверх.

— Уверен, что успеешь?

Пьян-то он пьян был, но профессиональный глаз военного вмиг распознал метательный захват. Пару минут мы смотрели друг на друга, меряясь взглядами. К тому времени Патрик успел выскользнуть из кабины и поспешал к нам, на ходу примыкая магазин к автомату.

Кто-то из вояк, учуяв неладное, подал голос:

— Ему дорожку отсюда не показать, сэр? Вы только скажите, мы его мигом наладим. Не хуже вертолета полетит!

Тот встрепенулся было, с надеждой покосившись в сторону торчащих из-под тента кузова прикладов сваленного в кучу оружия, но мой пилот уже сопел мне в ухо, встав рядом. Звонко щелкнул затвор. Отвел руку с ножом к плечу и я.

Офицерик сник и, отвернувшись, махнул рукой своей команде:

— По машинам!

Зарычал могучий дизель. Грузовик, выплюнув из выхлопной трубы сизую тучку отработанных газов, отбыл. Я осторожно постучал по борту:

— Отбой тревоги. Солдат больше нет.

Дверца распахнулась. Линейный фельдшер Дженифер Смайли, вылетев из салона, повисла у меня на шее, одновременно плача, благодаря и пачкая халат растекшейся тушью.

— Ну, все, все, малышка. Все в порядке.

Та вцепилась в меня еще крепче, боясь отпускать. Льющиеся ручьем слезы смывали последние остатки косметики мне на грудь.

— Ну-ну. Было — нет, и слава богу. Давай-ка прекращай, не то сейчас успокоительного вколю.

Дженни оторвалась с трудом, подняла заплаканное лицо и затрясла головой:

— Не надо… Я просто очень испугалась. Они все пьяные, грубые, безумные…

Пожилой водитель, поминутно поправляя очки, озабоченно нагибался, с разных сторон заглядывая под передок машины.

— Проблемы?

— Похоже, рулевую тягу оборвало. Здесь не сделать. На буксир возьмете?

— Извини, родной. Вызов у нас.

— Эхма! Ладно, буду тягач ждать.

— Успехов. — Я повернулся к своему автомобилю. Девчонка ухватилась за мой рукав, потянула к себе:

— Не уезжайте, пожалуйста — вдруг они вернутся? Страшно…

— Да как же, — растерялся я, — вызов ведь на руках.

— Можно тогда с вами?

Я замялся на секундочку, не зная, что скажет Люси. Та не возразила.

— Что ж, залезай.

Дженни взялась было за ящик, но, спохватившись, глянула на себя в наружное зеркало заднего вида.

— Ой, я же ужасно выгляжу!

И спряталась в машине — прихорашиваться. Процесс затянулся. От скуки я начал приставать к водителю:

— Слышь, как это вас угораздило?

— Да они на горке прямо по центру стояли. Я притормозил, посигналил, чтоб дали проехать. Видать, кто-то спьяну ручник отпустил. Ну и вот…

Ну и вот. Я и не подозревал, что жизнь моя стояла вот так же — на откосе. Нет, подумывал, конечно, но мне всегда казалось, что тормоза у меня работают хорошо. Как бы не так!

Вечерний чай с тобой вприглядку, как всегда, был чудесен. Вызов уже лежал в кармане, отпущенные на заправку двадцать минут истекли, я с сожалением встал со стула. Ты задержала меня.

— Шура, можно назначить тебе свидание?

Я не обольщался насчет свиданий, зная твой злой язычок, потому лишь кивнул:

— Как будет угодно госпоже доктору.

— Тогда приходи сюда после полуночи, когда освободишься.

Не пришел — прилетел. Такова была воля Божья, что ночь прошла на редкость спокойно, вызовами население не мучило, по одному разу только и съездили. Разговор порхал вокруг совершеннейших пустяков, а я маялся, понимая, что должен услышать что-то очень важное. Столь сильно было то ощущение, что мешало наслаждаться желанным обществом. Так долго вместе — и тревожно. И тягостно.

О чем ты думала тогда? Что для себя решала? Бог весть.

Засерел уже рассвет, потянулся, здороваясь, народ в столовую за утренним чаем. Наконец ты посмотрела в упор чуть покрасневшими после бессонной ночи глазами:

— Шура, а я ведь уезжаю.

Я так и знал. Мне не требовалось расспросов, чтобы понять: далеко и надолго. Один лишь вопрос вымолвил:

— Скоро?

— Скоро. Осенью. Ты будешь мне писать?

А вот этого я не ожидал. Качнул головой потерянно:

— Нет, извини, не смогу. Но мне будет тебя очень не хватать.

Набрал в грудь побольше воздуха и, решившись, назначил свидание. Настоящее. Первое.

— Дженни, а ты веришь в любовь?

Кивнула. Подалась ко мне в кабину через перегородку. Пухлые губы приоткрылись. Она уже готова. Протяни руку — и моя.