Гребцы галеры - [10]

Старший диспетчер Лизавета, оскалив шестидюймовые клыки и плотоядно улыбаясь, заявила:

— Ничего, им тоже мало не покажется, — и протянула мне зажатые в острых когтях координаты только что принятого ей вызова.

Патрик, разводя конечностями, как завзятый рыбак после поимки малька кильки, что-то втолковывал начальнице. Углядев листочек в моей руке, он полез в кабину, воткнул на место ключ зажигания. Рат окинула меня быстрым взглядом.

— Переоделся? Добро, поехали.

И, цепляясь коготками за ткань халата, полезла по мне в нагрудный карман.

Глава пятая

За воротами базы, едва перескочив на очередную унылую и разбитую бетонку через трясины, мы притормозили, заслыша в небе быстро приближающийся неровный треск. Вскоре увидели и его источник — странно скособочившийся бело-красный вертолет линейного контроля «Скорой», поминутно клюя носом, заходил по ветру для посадки на крышу станции.

— Чудно он как-то летит, — обратил внимание Патрик, — вконец пилоты перепились, что ли?

— Вроде не водилось за ними такого, — покрутила носом наша мышедоктор, — ну, да все когда-нибудь случается впервые. Ладно, нам-то что за дело? Поехали.

Водитель потянулся к рычагу передач, но в этот момент рация прямо-таки взвыла:

— Психи один-девять, немедленно ответьте Зениту.

Я с ленцой потянул к себе трубку:

— Один-девять слушает, Зенит.

— Где находитесь?

— В двух шагах от ворот.

— Срочный возврат на базу!

— Угу.

— Пауль-Борис один-девять, — надрывался Лизин голос, — как поняли, Зенит? Экстренный возврат!

— Да поняли, поняли. Едем.

Патрик на самом деле уже мучил коробку и сцепление, маневрируя на узкой сухой полосе в попытках развернуть автомобиль, не съезжая в топкую грязь.

— Что еще им надо? — недоумевал он.

— Должно, забыли что-нибудь, — предположил я.

— Что бы?

— Да уж не сомневайтесь, ничего хорошего, — заверила нас начальница.

Вертолет почему-то не сел на крышу базы, предпочитая приземлиться посреди двора. При ближайшем рассмотрении стало ясно почему — на заднем борту и хвосте его торчали рваные лохмотья металла, оторванные попаданием чего-то посерьезнее, чем камень из рогатки. Правая стойка шасси подломилась, отчего аппарат стоял на земле не менее криво, чем летел по воздуху. Часть стекол пилотской кабины мутна от трещин. Схлопотал где-то…

Я не смог подавить в себе подленькую радость при мысли о том, что ремонт винтокрылой машины займет, как пить дать, порядочно времени, и из двух супостатов, отравляющих нам жизнь, по-над головами останется мотаться только один.

Мне до сих пор не приходилось нарываться, но страшных историй о том, как, задержавшись у лавочки купить сигарет, коллеги оставались без половины зарплаты, наслушался немало. Впрочем, по тем же слухам, к нашим дурацким бригадам линейный контроль цепляется значительно меньше. Что с нас взять? Психи — они психи и есть.

Народ, собравшийся вокруг вертолета, гудел, что-то обсуждая. Надо всеми возвышалась массивная фигура старшего врача, приплясывающего от нетерпения.

Узрев наш вездеход, Павел Юрьевич бросился к нему и сунул в окно бумажку:

— Езжай скорее. Тебе по пути. Придурки твои не помрут. Давай, давай.

— Да что там такое?

— Наши в авто попали. Насчет пострадавших неясно — там какой-то конфликт с военными. Контроль заметил это дело с воздуха, хотел разобраться, только им не дали. Видишь, сами чуть ноги унесли. — Он указал на изувеченное оперение вертолета. — Ну, пошел, не задерживайся!

— А если что?

— Начнешь оказывать помощь и вызовешь подмогу на себя. Тебя учить надо? Вперед!

Я зевнул безрадостно:

— Поехали, Патрик, на халтуру.

За поворотом дорога резко поднималась в гору. Прямо под горой — машина «Скорой помощи», над которой глыбой навис пятнисто-зеленый грузовик со сдвинутой назад гармошкой брезентовой крыши. Тяжеленная рельсина могучего бампера с закрепленной сверху лебедкой глубоко вмялась в белый капот, перебив пополам нарисованный на нем крест.

Выпрыгиваю, не забыв предварительно коснуться кармана — начальница на месте. Выхватываю из салона ящик, осматриваюсь. Явно пострадавших не видно. В автомобиле наших коллег — тишина. Вокруг бродит, скребется в него молоденький розовощекий лейтенантик — только-только из училища.

Поодаль, вольготно расположившись на траве и обнявшись, десяток солдат, красномордых от бани и обильной выпивки, раскачиваются из стороны в сторону в такт выводимой чьим-то пьяным голосом песне:

Мы убиваем, нас убивают

Наши желанья не совпадают.

Часто простое кажется сложным,

Выстрелить первым вдруг невозможно.

В этом вертящемся мире поганом

Каждая сволочь ходит с наганом,

Вот и стреляешь, хочешь не хочешь,

Сразу не выстрелишь — пулю схлопочешь.

Мотив знакомый. А вот слова… Нетрезвый хор во всю силу молодых глоток подхватил припев:

Так что не думай, как будет лучше,

Первым не выстрелишь — пулю получишь.

Подхожу к солдатне, рявкаю изо всей мочи:

— Отставить!

Заткнулись. Вытаращились, не слишком уразумев, кто это им веселиться мешает.

— Докладывайте.

Один из солдат, постарше, не совсем еще пропивший понятия о дисциплине, поднялся, покачиваясь.

— Ну, в общем, это, сэр. Тут мы в них въехали, дак летёха девчонкой попользоваться хочет, а она, вишь, заперлась. Мы предложили — сейчас враз выковырнем. Не хочет, дурило. Сама, говорит, дать должна. Молодой…