Гражданственность и гражданское общество - [62]

Нет смысла здесь и сейчас описывать содержание внутренних реформ Ивана Грозного, историю завоевания Казани и присоединения Астрахани, легкие, поразительные успехи начала Ливонской войны. Результаты правления налицо. Царь Иван Грозный властителен, популярен в народе. Один из образованнейших людей своего времени, он светел, щедр и милостив к политической оппозиции в осознании своего высокого призвания и божественного покровительства. Бельский бежал на Литву дважды. пойман. прощен, бежал князь Шереметьев. прощен, князь Фуников пойман на измене. помилован. Такой список можно долго продолжать. В стране порядок, общество управляемо. Но возникает вопрос, откуда бралась эта политическая оппозиция при таких успехах царствования Иоанна? Чтобы ответить на него, следует углубиться в историю поземельных отношении на Руси, начиная с древнерусских времен.

С давних, еще дорюриковых времен на Руси утвердился слой вотчинной земельной аристократии, земского боярства, к которому добавились и князья-княжата, бывшие удельники, подручники Великого князя московского. Вотчинный принцип землевладения издревле противостоял принципу дач, или, если называть (не совсем корректно, но понятно) более поздним термином, поместному принципу. Если поместный принцип строился на служилой основе, и земля давалась за службу и даже скорее для службы, то вотчинный — это родовая безусловная собственность, где вотчина не налагает никаких служилых обязательств на вотчинника. Любопытно, что вот это вотчинное боярство никак не было связано с центральной властью, кроме как крестоцелованием и словом, которое по «старине», т. е. господствующему в старые времена праву на отъезд, можно было еще и отменить. Но с укреплением русского государства, с воцарением Иоанна IV, когда для решения внешне — политических и внутриполитических задач потребовалась предельная мобилизация всех сил и средств, конфликт вотчинной и поместной идей обострился до крайности. В рамках внутренних реформ в 1562 г. был издан закон, ограничивающий «самодержавие» вотчинников и во многом приравнивающий их к поместному дворянству. Вот это и вызвало серьезную боярскую оппозицию. Нужно заметить, что у нас сегодня появилась мода рассуждать о «невинных» жертвах режима, а затем их реабилитировать. Удивительно, как это еще нет комиссии по реабилитации жертв репрессий Ивана Грозного? Но дело то в том, что в массе своей оппозиционеры того времени были виновны… с точки зрения царя и… прогресса. Хотя со своей точки зрения, с точки зрения «старины», правы были и они.

Вообще, если сегодня мы все так увлечены всякими модернизациями, инновациями, новым, прогрессивным и т. д., то в те времена основным принципом мировоззрения был принцип действовать «по старине». И центральной власти приходилось серьезно изворачиваться, чтобы любые реформы и изменения представить как возвращение к этой самой «старине». Во многом с этой проблемой был связан и конфликт Грозного с патриархом, ибо церковь тоже требовала от царя поступать «по старине», несмотря на то что обычно была на стороне центральной, великокняжеской, а затем и царской власти. Например, при отце Ивана Грозного Василии III митрополит Варлаам выступил на стороне Василия Шемячеча, одного из последних удельных властителей, в том числе и потому, что так оно должно быть «по старине». За что и был сослан. Не стоит забывать и о насущном для России того времени вопросе секуляризации. Церковь владела громадным земельным фондом, в котором остро нуждалась центральная власть. Но в русской традиции этот вопрос был отягощен еще византийской памятью, памятью об иконоборческой эпохе, когда претензии власти на имущество церкви закономерно приравнивались к злодейской ереси, не меньше. Нельзя игнорировать и гипотезу И. Я. Фроянова [255], утверждающего, что существовала серьезнейшая идеологическая угроза со стороны ереси жидовствующих, превратившаяся впоследствии в движение нестяжателей. Так что Ивану Грозному удалось только ограничить дальнейшее расширение монастырского землевладения по решению земского собора 1580 г., не более. Но причины для оппозиции и конфликта были.

Однако вернемся к успехам царствования Ивана Васильевича Грозного. В период 1563–1565 гг. успехи неожиданно заканчиваются. Начинаются неудачи, и со стороны эти неудачи кажутся столь же сверхъестественными, сколь чудесны успехи начала царствования. Тут можно удивляться идеям тех, кто изобретает свои особые объяснения истории и заявляет, что на самом деле царствование Грозного — это царствование двух разных людей, или что Иван Васильевич тяжело заболел (был отравлен) и вследствие того повредился в уме. Но эти гипотезы не отвечают на вопрос о причинах внешних поражений, которыми сменились победы на Западе. На наш взгляд, этому есть другое объяснение, напрямую связанное с основной темой и идеей данной монографии. Оно касается проблем исторической субъектности, социальной самоорганизации населения, социального порядка и управляемости в обществе. Суть его в следующем.

Ко времени царствования Ивана Грозного сложилась социальная организация Московского государства, вполне адекватная существовавшим условиям: есть сословия тягловые, а есть служилые; земля вся в пределе царская (только статус вотчинных земель специфичен); крестьяне (главное тягловое сословие) работают на ней, а царь помещает на этой земле дворян, которые на доходы от крестьянского труда несут военную службу. Но вот приключается большой государственный успех, а именно присоединение в результате завоеваний громадных и богатых земель в Поволжье. Как известно, в эпоху Грозного крепостного права в позднейшем смысле не было, т. е. крестьяне, отработав и заплатив тягло, могли свободно отъехать от помещика. В условиях же присоединившихся земель крестьянин, не будь дурак, так и делает, только отъезжает не к другому помещику, а на тучные поволжские земли. Мы, люди городские, оторванные от земли, с трудом понимаем, насколько нехороши для земледелия нечерноземные почвы центральной России, насколько трудна обработка и сколь мало отдачи можно получить от них в сравнении с черноземами юга (об этом стоит почитать исследователя истории русского крестьянства Л. В. Милова [164]). А тут — земля без границ, без бар и дворян, черная, жирная. И ведь не далеко, не за тридевять земель, а совсем рядом, посмотрите на карту. И Россия. ушла.