Гражданственность и гражданское общество - [61]
Без понимания смысла данных высказываний трудно понять значение принятия царского титула Иваном Грозным и признания этого титула всей православной церковью. Мы сейчас анахронизируем, выставляя на первое место английское или какое другое признание западными дворами царского титула русской власти, но нужно понимать, что для русского человека эти признания, эти дворы схизматиков недорого стоили, чего нельзя сказать о признании его со стороны православных церквей и в первую очередь Константинополя. Царь обоснованно ощутил себя прямым, непосредственным наследником басилевсов византийских, императоров римских. И нам сейчас трудно представить, какой груз лег на его плечи — забота о спасении мира, не менее. Московский князь стал вселенским царем, единственным законным царем в мире перед ликом Господа, а русские люди в определенном, сверхъестественном смысле стали ромеями, римлянами (о «волшебном» восприятии пространства и себя самих в средние века замечательно пишет С. С. Аверинцев [3]). Кстати, в этом отношении интересна дискуссия Грозного и Курбского [12]. Если Курбский обращался к Великому князю московскому, то отвечал ему вселенский император, автократор (самодержец), ровня по значению равноапостольному Константину. Откуда тут взаимопониманию взяться?
Но насколько состояние русского царства было адекватно той вселенской претензии, которую предъявлял царский титул? Русское государство в XVI в. представляло собой небогатые, крайне недонаселенные территории. Говоря об относительном богатстве населения страны по сравнению с населением стран Западной Европы, необходимо иметь в виду тот факт, что русский человек питался в целом лучше европейца, однако нужно понимать, что этот относительно высокий уровень жизни (в те эпохи почти исключительно определявшийся типом питания) обеспечивался все той же недонаселенностью. То есть русский человек имел возможность дополнять свой рацион охотой и архаичным собирательством тогда, когда в Европе уже давно леса были частично сведены, а частично перешли под жесткий контроль высших классов и охота стала исключительно развлечением элиты.
Кроме того, именно недонаселенность русских территорий определила тот факт, что многочисленные войны с поляками и Литвой для помещиков имели главной целью «не золото и парчи всякие с иною добычею, а мужичков пригнать». Ибо земли было немало, и службу служили с земли, только что есть земля без мужика? Пригнал мужиков в закупы лет на 10–15, а там обживется мужик, будет тягло тянуть и уже и не уйдет никуда. Впрочем, другая сторона вела себе точно так же. Нужно подчеркнуть, что именно эта самая недонаселенность определяла также и относительную военную слабость русского государства. Чтобы обеспечить достаточную оборону по всем направлениям, русским приходилось постоянно поддерживать чрезвычайно высокий уровень мобилизационного напряжения по сравнению с соседними странами. Если в той же Европе любой военный поход был особым, весьма дорогостоящим предприятием, к которому страна готовилась, влезала в долги, а часто и заканчивала войну безрезультатно за отсутствием средств (о стоимости военных действий в те времена в Европе смотрите у П. Шоню «Цивилизация классической Европы» [271]), при сравнительно невысокой численности армий, то русским каждый год (!!!) приходилось на все лето, с весны до осени, выставлять полноценную армию на степные границы [44]. Несмотря на эти предосторожности, в первую треть XVI в. татарам, в первую очередь казанским, удалось осуществить почти полсотни набегов на русские земли. А ведь это, не считая перманентной войны с Речью Посполитой на западе, войны, периодически затихавшей в результате перемирий, но скоро разгоравшейся вновь. При этом, когда идет речь об относительной слабости России в военном смысле, имеется в виду слабость, так сказать, потенциальная. Россия практически не имела резервов, используя почти все наличные ресурсы, и тем самым попадала в замкнутый круг. Чрезмерное мобилизационное напряжение не давало возможности обратить внимание на внутренние реформы, которые уже назрели с превращением Московского княжества в русское царство, но и во внешних отношениях ситуация была не менее сложной. Татарская война на юге не давала возможности сконцентрироваться на западном направлении, а в свою очередь постоянные войны на западе не позволяли отвлечься на кардинальное решение татарской проблемы.
Кстати, нужно заметить, что сама византийская доктрина императорской власти как бы и не требовала фактического внешнеполитического могущества от империи: «И если, по Божию попущению, язычники окружили владения и земли царя, все же до настоящего дня царь получает то же самое поставление от Церкви, по тому же чину и с теми же молитвами помазуется великим миром и поставляется царем и самодержцем.», — цитата из вышеуказанного письма князю Василию. Но это было вынужденное положение, и не зря кричали византийцы повенчанному на царство императору «Ты побеждаешь!» [86, с. 66].
Таким образом, перед новоявленным императором ойкумены встал целый ряд задач как по реорганизации внутреннего управления, так и чисто военного плана. И поначалу казалось, что царь чудесным образом все задачи разрешил. Как тут не увериться, что сам Бог благословил царские начинания.
В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований.
"Ироническая империя" обобщает политический опыт работы Павловского с российской властью. Это новый взгляд на природу "военного общества мирных времен". #СистемаРФ – глобальная стратегическая игра Кремля с населением, где главная ставка – выживание их обоих. Эта Система, по мнению автора, не имеет под собой весомой экономической или управленческой базы, ее основа – стратегическая игра власти с народом. Павловский уверен, что, в отличие от благоустроенных государств, не будучи государством, такая Система неуязвима в политическом и военном отношениях.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.
В работе разоблачается лицемерный характер ведущейся США кампании «в защиту прав человека». Автор раскрывает ее антисоциалистическую направленность, убедительно, на конкретных примерах показывая, что именно в США, а не в странах социализма систематически попираются и ущемляются права человека. Для специалистов-международников, лекторов, пропагандистов и читателей, интересующихся проблемами международной жизни.
Телетайпы выстукивают тревожно: «Вашингтон: «военная истерия», «политика силы»» «рекордная инфляция», «миллионы безработных», «кризис доверия», «расовые беспорядки», «коррупция»… В капиталистической Америке всегда беспокойно, но что происходит там сейчас? Почему кризис империалистической системы так стремительно затягивает США в свой водоворот? Нарастание этого кризиса неотделимо от антигуманизма строя, лишенного будущего. Дискриминация личности проявляется во всех областях жизни американского общества.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.