Гражданственность и гражданское общество - [64]
Стоит вспомнить и новгородский поход Иоанна IV. Ему придают какое-то исключительное значение, предлагая как образец иррациональной злобы царя. Конфликт Москвы и Новгорода уже для Иоанна был древней традицией. Еще Александр Невский ходил на Новгород. С новгородцами воевали и дед Иоанна, и отец. Более того, аналогичную ситуацию мы может наблюдать и в истории других народов. Тот же литературный (и реальный) Д’Артаньян, помнится, участвовал в осаде Ла-Рошели. В результате осады и взятия Ла-Рошели в 1627–1628 гг. население города сократилось с 27 000 до 5000 человек. Тут было все, и поддержка со стороны иноземцев (англичан и голландцев), и участие в заговорах по свержению короля. Забавно, что во французском случае никто не сомневается, что были и заговоры, и иноземцы, а в русском, например, В. Б. Кобрин говорит об обвинениях против новгородской верхушки как о напраслине, воздвигнутой на невинных новгородских бояр [121]. Впрочем, если брать ту же Францию, то можно говорить не только о Ла-Рошели. Есть превосходное исследование О. Тьерри, посвященное истории становления городских коммун во Франции. Эта мрачная история массовых насилий и убийств со стороны как феодалов, так и королевской власти попросту немыслима в России. Немыслимо в России, чтобы царь взял и продал на смерть своих подданных, как это сделал французский король по отношению к жителям города Комбре [240].
Напоследок хочется заметить, что история странная штука, и заранее никогда не скажешь, где найдешь, где потеряешь. Царь Иван Грозный мог бы воспрепятствовать оттоку населения с тягловых земель введением полного крепостного права. Он этого не сделал. А если бы сделал, благом бы это было или нет для судьбы Русского государства? Возможно, Ливонская война была бы выиграна, и Смутного времени не случилось бы. Но с другой стороны, если смотреть по большому счету, массовое заселение Поволжья, движение на Дон и далее существенно увеличили географию расселения русского народа, и эти земли остались русскими при всех тяжелейших перипетиях русской истории. Кто знает? Но обойдемся без сослагательного наклонения.
В завершение можно сказать, что история Ивана Грозного как личности, властителя, реформатора — это не история мелкого психа и фигляра на троне. Это история великих замыслов и не менее великих свершений. Но в то же время и история громадной личной трагедии, мучительных метаний великой личности в условиях железной исторической предопределенности. Да, возможно, духовно царь надломился, не выдержав того груза ответственности перед Богом и миром, которую он сам возложил на себя. Что не удивительно в столь обескураживающих исторических обстоятельствах. В любом случае история царя Ивана Грозного — это не история упоения властью, как это кажется современным интерпретаторам русской истории и социального порядка России, а история переживания долга, библейский вопрос: каждому ли дается крест по силам его?
При этом нельзя забывать, что «ни один отдельный человек, каким бы ни был масштаб его личности, сколь бы могущественной ни была его сила воли, сколь бы проницательным ни был его ум, не может вырваться из специфической закономерности человеческого переплетения, исходя из которой и в которой он действует. Ни одна, даже очень сильная, личность не может, будучи, например, императором в огромной феодальной державе с чисто натуральным хозяйством, преодолеть силы центробежных тенденций, соответственно возникающих в стране такого большого размера; он не может одним махом превратить свое общество в абсолютистское или тем более в индустриальное; он не способен неким актом своей воли разом подчинить себе растущее распределение труда и военные сословия, моне-таризацию и тотальную трансформацию имущественных отношений, которые необходимы для того, чтобы образовались прочные центральные институты. Он был и останется связанным закономерностями конфликтов между крепостными и феодалами на стороне вторых, между конкурирующими мелкими и крупными феодалами — на стороне первых» [274, с. 80].
И в этом отношении необходимо еще раз подчеркнуть высказанную выше мысль: нельзя изучать порядок в обществе без учета социального, культурно-цивилизационного и исторического контекста. Все современные обществоведы здраво и с пониманием взирают на мировую историю и историю отдельных народов как на реальный процесс подъема, взлета, упадка и гибели, видя в этом закономерные этапы прогрессивного развития общественной системы. Но как только начинают изучать свое общество, его историю и перспективы развития, им начинает казаться, что оно либо будет существовать вечно, так как у него особые, только ему присущие законы и траектория развития, либо будет продолжать топтаться на месте без всяких перспектив на будущее. То есть понимание необходимости учета влияния существенных и повторяющихся исторических и социальных связей у них пропадает. Создается впечатление, что пришел «конец истории» (по выражению Ф. Фукуямы). Но история не завершается, а как всегда — повторяется, вновь и вновь воссоздавая основные свои закономерности.
В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований.
"Ироническая империя" обобщает политический опыт работы Павловского с российской властью. Это новый взгляд на природу "военного общества мирных времен". #СистемаРФ – глобальная стратегическая игра Кремля с населением, где главная ставка – выживание их обоих. Эта Система, по мнению автора, не имеет под собой весомой экономической или управленческой базы, ее основа – стратегическая игра власти с народом. Павловский уверен, что, в отличие от благоустроенных государств, не будучи государством, такая Система неуязвима в политическом и военном отношениях.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.
В работе разоблачается лицемерный характер ведущейся США кампании «в защиту прав человека». Автор раскрывает ее антисоциалистическую направленность, убедительно, на конкретных примерах показывая, что именно в США, а не в странах социализма систематически попираются и ущемляются права человека. Для специалистов-международников, лекторов, пропагандистов и читателей, интересующихся проблемами международной жизни.
Телетайпы выстукивают тревожно: «Вашингтон: «военная истерия», «политика силы»» «рекордная инфляция», «миллионы безработных», «кризис доверия», «расовые беспорядки», «коррупция»… В капиталистической Америке всегда беспокойно, но что происходит там сейчас? Почему кризис империалистической системы так стремительно затягивает США в свой водоворот? Нарастание этого кризиса неотделимо от антигуманизма строя, лишенного будущего. Дискриминация личности проявляется во всех областях жизни американского общества.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.