Гражданская война Валентина Катаева - [7]
Если бы Катаев еще и служил в Красной армии, да еще добровольно пошел туда летом 19 года, неужели это не было бы вторым возможным «якорем спасения» для него, и не было бы упомянуто его сыном при двукратном изложении взаимоотношений Катаева и Советской власти к 1920 году?
Далее, Павел Катаев дважды говорит, каким должен был быть его отец к 20-му в глазах Советской власти, по чему она могла и должна была судить о нем как о «нашем» или «не нашем». И выясняется – только по тому, что он был прапорщиком императорской армии и сыном преподавателя. В общем, не «наша» биография. Все.
Будь Катаев артиллерийским командиром в РККА 19-го года, неужели этот эпизод не был бы внесен его сыном в реестр тех дел, по которым о Катаеве должна была судить Советская власть, и неужели этот эпизод автоматически не сделал бы его биографию уже не столь «не нашей», и уж куда больше «нашей», чем любые выступления на культурных мероприятиях?
Больше того, Павел Катаев вообще нигде на протяжении своих давольно пространных записок об отце ни словом не упоминает его службу в Красной Армии.
Все это значит только одно: в той версии своей жизни, которую Валентин Катаев представлял своему сыну, места для его службы в РККА не было.
О службе Катаева в РККА ничего не знает его сын – которому Катаев не раз в подробностях рассказывал о своей молодости. О ней явно ничего не знал Бунин – к исходу того самого лета, когда Катаев в ней якобы служил. О ней, судя по сопоставлению очерка «Короленко» с более поздними текстами (смотри выше, сличение разных изводов катаевских историй про неустойку красных под Лозовой), еще в 1922 году не думал поминать сам Катаев!
Так была ли она, эта легендарная служба?
И еще одно – в качестве предварительного замечания. В одном месте Павел Катаев пишет об отце, что «никакого конкретного обвинения в контрреволюционной деятельности ему не было предъявлено, но» тем не менее… «в любой момент следствие могло придти к выводу о безусловной виновности и вынесения сурового обвинения». Позвольте. Если не предъявлено обвинения, то в чем смысл последней фразы? В чем именно виновным могло в любой момент счесть Катаева следствие?
А в другом месте Павел Катаев пишет, что Валентин сидел в ЧК «за предполагаемую контрреволюционную деятельность…Как сын преподавателя гимназии оказался под подозрением и мой отец. Подозрение в огромной степени усугублялось еще и тем…» Опять-таки – подозрение в чем? И все-таки было оно, значит, конкретное подозрение в «предполагаемой контрреволюционной деятельности» – так что это за деятельность?
Эти два изложения – оба внутренне противоречивые, сбивчивые - производят впечатление танца кошки вокруг раскаленной миски. И хочется что-то высказать, и боишься это сказать. «Никакого конкретного обвинения» – но «подозревался в конттреволюции», да еще такого масштаба, что по одному подозрению ожидал его расстрел и «спасти могло только чудо»… В какой контрреволюции? В какой-то «контрреволюции вообще»? Не бывает такой контрреволюции.
Танцует тут, конечно, не Павел Катаев. Танцевал Катаев Валентин - рассказывал он сыну все эти истории при Советской власти. И, как видно, уж очень ему хотелось дать понять одновременно и то, что никаких обвинений и конкретных подозрений против него и выдумать было нельзя – настолько он был за Советы, - и то, что все-таки было оно, конкретное подозрение, да еще и тянущее на расстрел…
Оно действительно было, и действительно подробности можно узнать из «Отца», «Травы забвения» и «Вертера» (который, однако, нимало не рассказ, а повесть, хоть Павел Катаев и называет его рассказом). Сергей Лущик опубликовал результаты исследований на эту тему в приложении к очередному изданию Вертера: «В. Катаев. Уже написан Вертер. С. Лущик. Реальный комментарий к повести. — Одесса, “Оптимум”, 1999». Позднее результаты Лущика были существенно дополнены и частично скорректированы мемуарными откликами на эту тему, в том числе уже помянутыми воспоминаниями Павла Катаева, 2002 года, и уцелевших членов семьи Федоровых, вовлеченной в те же события.
Валентин Катаев (а за компанию и его младший брат Женя, будущий писатель «Евгений Петров») были арестованы ЧК месяца через полтора после окончательного захвата Одессы большевиками, в марте, вместе со многими другими лицами, по одному и тому же подозрению – в участии в белой подпольной офицерской организации, готовившей восстание, которое должно было начаться в случае высадки белого десанта. Подробнее об этом будет сказано ниже. Одновременно ЧК вело и другое дело, с другими подследственными – дело о «польско-английском заговоре», тут уж имелась в виду подготовка восстания в поддержку ожидавшегося приближения польских войск, в это самое время успешно наступавших по Украине. Освободили Катаева вместе с братом около 10 сентября 20 года.
Сергей Лущик, по скверной традиции литературоведов последних поколений, предполагает, что офицерского заговора как такового и не было, а была чекистская провокация с целью замешать как можно больше людей и устрашить весь город. В такой форме эта мысль, безусловно, ошибочно. Заговор мог быть – и даже вероятнее всего, был – спровоцирован чекистами в том смысле, что первый человек, вышедший на какого-то бывшего офицера и предложивший ему всю операцию с подготовкой восстания (или один из первых людей, оказавшихся в таком кружке), был чекистским агентом, и через него ЧК направляла все дело с «заговором». Такой ход дел (для чекистов достаточно обычный) вполне вероятен; и тем не менее заговор все-таки был: кто бы его ни провоцировал и под каким бы колпаком у ЧК он бы ни состоял (а состоял он под прозрачным колпаком – Одесса была сдана 7 февраля, а аресты заговорщиков прошли уже в марте), его участники действительно готовили восстание против большевиков, и подвиг их не становится меньше от того, что вся идея заговора могла быть провокацией их врагов.
Данное пособие подготовлено с учетом опыта чтения общего курса лекций по истории древнего мира на историческом, философском и других факультетах МГУ им. М. В. Ломоносова. Учебное пособие освещает историю древнего мира с IV тысячелетия до н. э. по V век н. э. Авторы рассматривают социально-экономическое и политическое развитие стран древнего мира, основные аспекты культурных достижений народов древнего Востока, Греции и Рима. Издание составлено в соответствии с современными программами по всеобщей истории для гуманитарных факультетов вузов.
В учебном пособии представлен обширный материал по истории Древнего Востока. Цивилизационный подход к освещению важнейших проблем истории древних обществ позволяет по-новому рассказать об этапах их развития, культуре и мировоззрении различных народов.Изложение материала и датировка событий опирается на новейшие исследования. В каждом разделе приведены основные историографические сведения, указана литература, в том числе публикации источников.
Учебное пособие «Древний Восток» посвящено становлению, развитию и особенностям первых в мире цивилизаций, история которых начинается с IV тысячелетия до нашей эры.Пособие состоит из 7 глав: «Древний Египет», «Древняя Месопотамия», «Малая Азия и Закавказье в древности», «Восточное Средиземноморье и Аравия», «Древний Иран», «Древняя Индия» и «Древний Китай».Каждая глава имеет четкую структуру, облегчающую поиск нужного материала. Приводятся объяснения основных исторических терминов и понятий изучаемого периода.Авторы книги — ведущие специалисты Института всеобщей истории РАН, Института востоковедения РАН, преподаватели Московского государственного университета им.
«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».