Гражданская лирика и поэмы - [7]

Шрифт
Интервал

розовой резины
                          тягучая мазь
на женщинах
                    из пластических масс.
Я подошел
                    к одной из витрин.
В вывеску
                 вписывались огни,
стекло зеркальное,
                                а внутри
ящик
            и две золотых ноги.
Чулка тончайшего
                                  чудо-вязь
и ноги без туловища,
                                    одни,—
не воск,
             не дерево,
                              не фаянс.
Живые —
             вздрагивали они!
Звездам
            пора уже замерцать,
созвездья
              вползают на этажи;
женщина в ящике
                           ждет конца
и несколько франков
                             за эту жизнь.
Вздрогнули мускулы
                            под чулком,
и дрожь эту
                каждый увидеть мог…
Родиться не стоило
                                целиком,
чтоб жить
               рекламного парой ног.
Но нечего делать,
                        торговый Париж
спускает шторы,
              вдвигает болты;
Париж
            подсчитывает
                                      барыш
за женские ноги,
                             глаза
                                        и рты.
Поднят на крышу
                            кометный хвост,
гаснут слова
                    и дрожат опять,
кто спать в постель,
                    кто спать под мост,
а кто
           еще одну ночь не спать…
Я эту витрину
                         ношу в мозгу,
той дрожи
                  нельзя замять и забыть;
я, как спасение,
                       помню Москву,
где этого нет
                      и не может быть.

КЛАДБИЩЕ ПЕР-ЛАШЕЗ

Вот Пер-Лашез,
                      мертвый Париж,
столица плит,
                     гранитных дощечек,
проспекты часовен,
                                арок и ниш,
Париж усопших,
                         Париж отошедших.
Мать
           припала к ребенку,
                                         застыв,
физик —
             с гранитной ретортой.
Сырые
            фарфоровые цветы
над надписью
                      истертой.
С каменной скрипкой
                         стоит скрипач
у камня-рояля
                        на кладбище.
Надгробья
               готовы грянуться в плач
Шопеном
                траурных клавишей.
Писатель,
                 с книгой окаменев,
присел
              на гранит-скамью.
И вот стена,
                  и надпись на ней:
«Aux morts de la Commune».
Я кепку снял,
                      и, ножа острей,
боль
          глаза искромсала, —
Красная Пресня,
                        Ленский расстрел,
смерть в песках
                          комиссаров,
Либкнехт и Роза
                      и двадцать шесть,
Чапаев
             и мертвые Вены
всплывали на камне
                     стены Пер-Лашез,
несмыты,
                 неприкосновенны.
Кладбищенский день
                            исчерна синел,
и плыли
             ко мне в столетье
венки из бессмертников
                                       на стене,
«Jeunesse Communiste»
                                             на ленте…

СТАНЦИЯ «МАЯКОВСКАЯ»

На новом
              радиусе
у рельс метро
я снова
           радуюсь:
здесь так светло!
Я будто
                 еду
путем сквозным
в стихи
             к поэту,
на встречу с ним!
Летит
           живей еще
туннелем вдаль
слов
        нержавеющих
литая сталь!
Слова
        не замерли
его руки,—
прожилки
              мрамора —
черновики!
Тут
        в сводах каменных
лучами в тьму
подземный
                 памятник
стоит — ему!
Не склеп,
              не статуя,
не истукан,
а слава
                статная
его стихам!
Туннель
                 прорезывая,
увидим мы:
его
         поэзия
живет с людьми.
Согретый
                  множеством
горячих щек,
он
      не износится
и в долгий срок.
Он
        не исплеснится!
Смотрите — там
по строчкам−
                      лестницам
он сходит сам.
Идет,
            задумавшись,
в подземный дом —
в ладонях
               юноши
любимый том!
Пусть рельсы
                       тянутся
на сотни лет!
Товарищ
                станция,
зеленый свет!
Землей
                московскою
на все пути,
стих
       Маяковского,
свети,
          свети!

СТАНЦИЯ «ЗЕМНАЯ ОСЬ»

На станцию
                «Земная ось»
поедем,
            не сегодня —
                               днями!
Она стоит
              немного вкось,
воображаемая
                        нами.
Она в уме,
              и, как залог,
она мне раз в неделю
                                     снится;
о ней
         завязан узелок
и в книжке
                загнута страница.
Я узел развяжу
                          платка,
спокойно
                к полюсу спланирую,
на ледяную гладь
                                катка,
и вам оттуда
                       промолнирую:
«Благополучно
                            прилетел,
читайте
             „Комсомольской правде“.
Хорош
                погоды бюллетень.
Спешу.
         Целую.
                       Телеграфьте.
Встречайте.
                     Прилетим в восьмом.
Легко пробили
                       туч осаду.
Люблю.
               Подробности письмом.
Везу моржонка
                            зоосаду».
Там,
        чтобы ось была взаправдашной,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.