Гражданин мира - [50]

Руководители «Ниссана» проявили мудрость и предусмотрительность, делая ставки сразу на двух «лошадок». Они не прерывали диалога с Булонь-Бийанкуром, даже когда считали, что в Штутгарте дело уже на мази. Карлос Гон не принимал непосредственного участия в переговорах между делегациями «Рено» и «Ниссана». Но он дважды выступил с очень важными инициативами, которые серьезно способствовали достижению взаимопонимания.

«Когда я увидел, что на переговорах достигли заметного прогресса, я предложил Луи Швейцеру в случае надобности подключить и меня к этой работе. И надо сказать, что проведенная в ноябре 1998 года в штаб-квартире «Ниссана» презентация плана «20 миллиардов», несомненно, сыграла очень важную роль…»

11 ноября 1998 года Карлос Гон в течение трех часов выступал перед Ханавой и еще шестью высшими руководителями «Ниссана». Впоследствии Ханава утверждал, что после того, как он увидел, насколько искусно велась работа по оздоровлению экономики «Рено», он попросил Луи Швейцера, в случае если обе группы заключат между собой соглашение, направить Карлоса Гона в Японию.

Во франко-японских переговорах, которые проходили с сентября по декабрь 1998 года, участвовало примерно 120 человек. Переговоры были посвящены техническим и стратегическим вопросам и оказались чрезвычайно плодотворными, в том числе потому, что на них не затрагивались вопросы денег и властных полномочий. Все участники переговоров говорили на одном языке — это был язык преданной любви к автомобилям. Возможности взаимного дополнения в области региональной стратегии продаж, технического и технологического потенциала были очевидны. Оставалось лишь уточнить условия брачного союза.

«Представители «Рено» высказывались в пользу создания чего-то вроде совместного филиала или совместного предприятия, но японцы даже слышать об этом не хотели. Я взял слово на одном из заседаний и предложил оставить пока в стороне юридические построения и заняться чем-нибудь неформальным, например приступить к созданию совместных рабочих групп, в которых участвовали бы работники различных функциональных подразделений обеих компаний. В декабре 1998 года я даже специально приехал в Токио, чтобы объяснить назначение и условия работы межфункциональных групп. Таковы были две инициативы, с которыми я выступил, чтобы ускорить переговорный процесс…»

Выход «Даймлер-Крайслера» из переговоров радикально упростил выбор, который предстояло сделать руководству «Ниссана»: или «Рено», или небытие. Но Луи Швейцер проявил мудрость и не стал злоупотреблять своим преимуществом. В частности, он не стал требовать пересмотра исходных предложений, сделанных французской группой, которые звучали следующим образом: выкуп 36,8 % капитала «Ниссана» за 5 миллиардов долларов при сохранении в рамках альянса самостоятельности обоих предприятий и принадлежащих им торговых марок.

«Сразу после того как «Даймлер-Крайслер» объявил о своем решении, Луи Швейцер вызвал меня к себе и в ходе состоявшегося разговора поставил вопрос ребром. Он сказал: «Вы, конечно, понимаете, что я вижу только одного человека, которого можно было бы направить на эту работу в Японию, и этот человек — вы». Был ли я удивлен, услышав эти слова? Конечно, нет. Принимая во внимание мой опыт работы, это выглядело вполне логично. Я еще раньше подумал, что если мы ввяжемся в этот проект, то кому-то придется ехать в Японию. И у меня была мысль, что, объективно говоря, окажись я на месте Луи Швейцера, я, конечно, выбрал бы для этой работы Гона. Я не направил бы на такую работу человека, который никогда не жил за границей, никогда не управлял реструктуризацией предприятий, не проявил способность адаптироваться к различным культурам. У меня был идеальный послужной список для такого рода работы. Но, честно говоря, мне не очень верилось в то, что именно так все и произойдет. В тот день, когда нам на голову свалилось известие от «Даймлер-Крайслера», я подумал: «Придется мне ехать в Токио». В конце концов фактически я сам напросился на принятие такого решения. Ведь с самого начала я ратовал за выбор «Ниссана» в качестве нашего партнера, приводил всяческие аргументы в пользу этого выбора и отдавал себе отчет в том, что я, возможно, лучше, чем кто бы то ни было, подготовлен к тому, чтобы принять этот вызов. Значит, я должен был проявить последовательность. Ведь если я доказывал всем, что «Ниссан» — это лучший выбор, то не могу же я отрицать необходимость направления на эту работу наилучшим образом подготовленного к ней человека…»

Позднее Луи Швейцер признался, что если бы Карлос Гон отказался ехать в Японию, то данный проект не состоялся бы.

«Швейцер высказался предельно ясно. Он сказал: «У меня для этой работы есть только один кандидат. Это значит, что если вы не поедете в Японию, то я не буду подписывать соглашение». Я ответил, что понимаю его, но в данном случае я не могу принимать личное решение, не заручившись согласием моей семьи. У меня были жена и четверо детей, и мы лишь два года назад переехали во Францию из США. Теперь нам не так-то просто было взять и уехать в совершенно незнакомую страну. Как профессионал, я готов был сразу дать свое согласие. Я понимал, что, кроме меня, никто в «Рено» не имеет достаточной подготовки для выполнения поставленной задачи. Говоря так, я вовсе не боюсь показаться нескромным. В глубине души я даже считал, что именно для этого я и пришел в «Рено». К этому моменту я готовился в течение всей своей трудовой жизни. В общем, лично для меня все было ясно. Оставалось только убедить мою жену. И это мне удалось. Она поняла, что речь идет о деле совершенно исключительного масштаба. И, как это часто случается с женщинами, в ней заговорила интуиция. Она сказала: «Это будет очень трудно, но в профессиональном плане тебе выпала такая карта, что отказаться просто невозможно». И все же этот шаг дался мне нелегко. Ведь мы только что купили дом и отремонтировали его. И трех месяцев не прошло, как мы поселились в этом доме, и вот я объявляю жене, что мы уезжаем в Японию. Да, все это мне далось очень непросто…»