Гражданин Империи Иван Солоневич - [77]

Шрифт
Интервал

Выход подвернулся неожиданно, как иногда и случается в безвыходных положениях. Этим выходом оказался брак с иностранцем, каковой брак дал возможность Тамочке не только выехать легально, но и вывезти или, точнее, переслать через некое иностранное учреждение наши семейные документы, письма, фотографии и даже ту пару боксерских перчаток, в которых я тренируюсь и по сей день»[310], — вспоминал Иван Лукьянович в эмиграции.

Неким иностранным учреждением — теперь это можно сказать совершенно точно — было германское посольство. А вот о фиктивном браке Тамары Владимировны наш герой, по понятным причинам, говорит далеко не все.

Сегодня, наверное, нет смысла скрывать подробности. По крайней мере, если их сообщил в своих незаконченных воспоминаниях сын своих родителей Юрий Иванович Солоневич (находясь уже в более чем преклонном возрасте), то и нам не нужно допускать лицемерных «фигур умолчания» и лепить из нашего героя эпического персонажа. Что было — то было.

Во время своей берлинской командировки Тамара Владимировна то ли завела роман, то ли просто позволила в себя влюбиться. Типографский наборщик Бруно Прцевоцни, или Пршевозный (Przewozny) был моложе ее на 15 лет[311]. Как писал Юрий Солоневич, Тамочка «зачем-то наврала Бруно, что она и батька друг друга давно уже не любят, вместе больше не живут, развелись вот уже полгода назад»[312].

Протоколы допросов Ивана Лукьяновича в ОГПУ в сентябре-ноябре 1933 года, благодаря стараниям его внука Михаила Юрьевича и исследователя К. А. Чистякова, сегодня стали достоянием общественности. В частности, 16 сентября 1933 года Иван Солоневич показал:

«С моей женой, Тамарой Владимировной, мы прожили 15–18 <лет> исключительно полной и счастливой семейной жизнью. В 1927 году она была откомандирована в берлинское торгпредство СССР, куда она уехала с сыном, проработала до 1930 года, точнее до марта 1931 г. В течение 29–30 годов моего сына воспитывал некто Бруно Пршевозный, член германской компартии, юноша лет 27-и. Т. к. мы с женой всегда были откровенны друг с другом, то я знал, Бруно влюблен в Т. В., но серьезного значения этому не придал.

Осенью 1930 года Т. В. сообщила мне о своем предстоящем откомандировании в СССР и своем приезде. Никаких планов насчет бегства за границу у меня тогда не было — иначе воспользовался бы тем, что и жена, и сын были уже за границей. Сын приехал, кажется, в сентябре, жену задержала сдача дел, и она приехала <…> в марте.

Здесь я узнал, что история с Бруно имеет чрезвычайно серьезный характер и что она вплотную приближается к трагическому исходу. Из разговоров с Т. В. и с моим сыном, из писем Бруно и пр. я увидал совершенно ясно, что в случае разрыва Т. В. с Бруно — последний покончит с собою и что Т. В., любя Б. и чувствуя себя — вследствие разницы в возрасте — ответственной за Б., — тоже не то сойдет с ума, не то покончит с собою»[313].

Безусловно, необходимо учитывать, что, давая эти показания, Иван Солоневич не был до конца откровенен. Или, говоря иначе, его откровенность удивительна: с чего бы вдруг посвящать в свои семейные тайны чекистов. Но ведь и обстоятельства были вполне подходящие, наш герой был арестован за очередную неудачную попытку побега заграницу (об этом подробнее ниже), и семейная драма выставлялась им в качестве главного мотива этого побега. Так что надо, как говорят, «делить на два»: кое-что правда, а кое-что и выдумано. Осталось провести линию раздела, но уж больно она тонкая…

Как бы то ни было, в сентябре 1931 года «этот пылкий влюбленный» приехал в Москву. В один день Иван Лукьянович оформил развод с женой в ЗАГСе, и там же несколько часов спустя Тамара Владимировна и Бруно поженились. Развод и бракосочетание в те времена много времени не занимали. На языке советского фольклора это называлось «пять рублей и пять минут».

Но, уже выйдя замуж за германского подданного, Тамара Прцевоцни еще почти целый год добивалась разрешения на выезд за границу — этот выезд был возможен только при условии отказа от советского гражданства. Компетентные органы от этого отказа всячески отговаривали, но и они вынуждены были отступиться.

Итак, в сентябре 1932 года «бывшая жена» навсегда покидает отечество трудящихся. Всего через несколько дней ее муж и «группа контрреволюционно настроенных граждан» отправляются в побег.

Иван Солоневич пишет об этом скупо:

«Очень трудно рассказывать о мучительности наших колебаний и о моментах нашего прощания. Через пять дней после отъезда Тамочки в Берлин мы должны были отправиться пешком.

Мы отправились поздней осенью, заблудились в болотах и вернулись обратно. Дамоклов меч побега остался висеть еще на один год»[314].

Благодаря следственному делу ОГПУ (оказывается, иногда приходится благодарить и чекистов) теперь мы знаем некоторые подробности. Во-первых, в состав группы входили: Иван и его сын Юрий, Борис и его жена Ирина, а также Степан Никитич Никитин, ранее работавший бухгалтером в советском торгпредстве в Берлине вместе с Тамарой Владимировной.

Во-вторых, как свидетельствует документ из архива ФСБ, «в конце Сентября м <еся> ца 1932 года СОЛОНЕВИЧ Иван с организованной им группой в количестве 4-х человек, вооружившись 3 охотничьими ружьями, одним револьвером и потребным количеством патрон, отправился к намеченному месту перехода к Финляндской границе в районе Карелии. Вследствие болезни в пути следования руководителя группы СОЛОНЕВИЧА Ивана близ границы переход был прерван. Как сам СОЛОНЕВИЧ, и остальные участники были вынуждены вернуться обратно в Москву»


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.