Гражданин Империи Иван Солоневич - [193]

[804].

Монархия и частная собственность или республика и социализм — других альтернатив для России нет. Но кто же сегодня поставит такой вопрос на референдум?

До войны Иван Солоневич, представляя будущую свободную Россию, видел себя в ней редактором ведущего политического издания. С годами он стал «скромнее в желаниях»: домик на Оке, удочка и писательский труд — такой была его последняя, несбывшаяся, мечта.

«Настоящей» литературой, казалось ему, можно заниматься только в России, на родной почве. Но талант не обманешь, иногда тянуло, для отдохновения души, отвлечься от треклятой политики. Роман «Две силы» был, конечно, кое-какой отдушиной, но политический подтекст в нем и подтекстом, в общем-то, не был — лежал на поверхности. Не случайно, некоторые читатели считали, что «Степка» имеет большее пропагандистское значение, чем все передовицы на злобу дня. Для себя, вроде бы и в стол, Солоневич писал… сказки.

«Две силы» есть две силы: добра и зла — силы, которые в СССР выражены с предельной ясностью и отделены предельной ненавистью, — делился Солоневич сокровенным с читателями. — В чисто литературном смысле «Россия в концлагере» написана гораздо лучше: были иные условия. Я, в частности, пишу и стихи — не хуже других. Но не помещаю. Это — в утешение тем поэтам, стихи которых тоже не помещают в газете. Однако лучшее, что я до сих пор в своей жизни написал, — это русские сказки. Самое уютное и самое лучшее. И когда-нибудь — рано или поздно — я их все-таки издам»[805].

Стихов Солоневича, действительно, нигде в печати видеть не приходилось. Не сохранились они и в архивах. А вот обещание насчет сказок он сдержал. Не вынесла душа поэта, и сказка под названием «Хозяева» вышла в издательстве «Наша Страна» в 1952 году тиражом в тысячу экземпляров. Обложку (на сей раз даже в цвете) рисовал, как всегда, Юра.

Иван-да-Марья, Домовой, пес Барбоска, кот Васька и другие замечательные персонажи — благодать и отдохновение души. Лишь пару раз Солоневич сорвался, вспомнив социалистическую кузькину мать и всемирные конференции, которые вряд ли пришли бы в голову другому сказочнику.

Сказка «Хозяева», кстати, смогла увидеть свет благодаря тому, что «Наша Страна», наконец, всерьез занялась книгоизданием. Шутка сказать, в 1951–1953 гг. одноименное издательство — при эмигрантском-то безденежьи — выпустило 12 наименований книг, большая часть из которых вышла еще при жизни Солоневича. Это, в хронологическом порядке, три из пяти выпусков «Народной монархии», «Хозяева», историческое исследование профессора М. В. Зызыкина «Тайны Императора Александра I», уже упоминавшиеся воспоминания Б. Н. Ширяева. Его же очерк «Светильники Русской Земли» открыл издательскую программу 1953 года. Речь шла уже именно о программе — издании небольших по объему (примерно по 50–150 страниц) брошюр, по одной в месяц.

Не всем этим планам суждено было сбыться. И в первую очередь потому, что идеолог и просто «двигатель» Народно-Монархического движения, Иван Лукьянович Солоневич отправился в мир иной как раз на взлете издательских перспектив. И, наверное, символично, что в номере «Нашей страны» от 2 мая, в котором был помещен некролог, опубликовано и объявление о выходе публицистической работы Н. Былова «А. С. Пушкин как основа контрреволюции». Работы Б. Башилова «Унтерменши, морлоки или русские. (Наблюдения «внутреннего эмигранта)» и Н. Кремнева «Царские опричники» публиковались в газете в отрывках еще при жизни Ивана Лукьяновича, а вышли отдельными изданиями после его смерти.

«По сравнению с тем, что я пережил в Уругвае — концентрационный лагерь кажется мне домом отдыха. Я чуть не погиб сам, я потерял ребенка и чуть не потерял жену. Все это по преимуществу от безденежья»[806], — признавался Солоневич.

Несколько позже Левашев-Дубровский сообщал Марине Кингстон: «От дяди Вани получил последнее письмо от 20 марта. Пишет, что чувствует себя по прежнему плохо, хотя и приступил к курсу лечения инъекциями. Жалуется, конечно, на недостаток денег, что препятствует серьезному лечению. Уже третий день работаю почти без перерыва. Встаю в три часа и ложусь в одиннадцать. Благодарю Бога за то, что Он мне дал Таню. Она помогает мне теперь и в типографии, работая как типограф. И она уже стала вставать теперь каждый день в пять, а эти последние дни — в четыре. Но, конечно, я не могу согласиться с тем, что это все нормально. Это — работа на фронте, а не в мирной нормальной обстановке и продолжаться такое напряжение может по несколько дней, а не, как у меня, лет. Слава Богу, пока выдерживаем оба. Выдерживаем потому, что надо выдержать»[807].

В газете первая заметка о состоянии здоровья Ивана Лукьяновича появилась 21 марта:

«Недомогания, не оставлявшие Ивана Лукьяновича в течение последних двух лет его жизни в Уругвае, в последнее время, постепенно усиливаясь, приняли форму тяжелой болезни, в основе которой анемия в очень острой форме (меньше половины нормального количества красных кровяных шариков в составе крови) и ухудшение болезни желудка на нервной почве.

Необходимость целого ряда клинических исследований заставит, или уже заставила, Ивана Лукьяновича провести некоторое время в клинике.