Гражданин Империи Иван Солоневич - [139]

Шрифт
Интервал


Появление первых ячеек нарождающегося движения Иван Лукьянович встречал с оптимизмом:

«…победит ли Сталин, победят ли Сталина — все равно — контр-революция. А контр-революция — это м ы, штабс-капитаны. Кто же больше? Штабс-капитаны имеются не только в эмиграции — вполне достаточное количество их есть и в России. Так вот именно они — контр-революционеры тем или иным способом (о способах сейчас еще говорить трудно) и будут составлять российскую власть, к каковым функциям штабс-капитанам готовиться очень не помешало бы»[584].

Как писал после войны В. К. Левашев-Дубровский, «штабс-капитанское» движение «в первые же месяцы своего существования стало оформляться по профессиональным признакам»[585].

Внутренняя работа структур «штабс-капитанского» движения обычно состояла из занятий тематических групп. Например, Русское общество спортсменов в Париже, самая активная и многочисленная организация, состояло из идеологической, административной, земельной и рабочей групп. Штабс-капитаны устраивали открытые собрания с организацией докладов, спортивные соревнования, стараясь привлечь на эти мероприятия эмигрантскую молодежь.

«До войны <…> мы стали налаживать дискуссионные кружки. В разных местах это делалось по-разному: в таких пунктах, как Прага или Белград, где к нам примкнули целые организации — как союзы инженеров, юристов, врачей и прочих — организовывались собрания. Там, где эмиграция была рассеяна, люди собирались по признаку соседства. Каждый номер «Голоса России» подвергался обсуждению, дискуссии, к р и т и к е», — сообщал не без гордости Солоневич своим послевоенным читателям[586].

О формах работы штабс-капитанских «берлог» лидер движения писал так:

«Они шли от низов, так сказать — от масс. Безо всякого нашего участия появились кружки «Голоса России» — в Брюсселе и Тзян-Тзине, в Лионе и в Холливуде, в Лозанне и в Харбине. Я этим кружкам не написал ни одного письма и не дал ни одной инструкции. Это, как говорят в советской России, — самотек. Это выражение назревшей и наболевшей необходимости, это — результат тупика, в который попало русское зарубежье — элита и цвет русского народа»[587].

К концу 1938 года «штабс-капитанское» движение включало в себя около 40 организаций, к весне 1940-го — около 70 структур в приблизительно 30 странах. Часть из них находилась на нелегальном положении — из-за симпатии властей ряда стран к СССР, противодействия эмигрантских организаций, в частности, «внутренней линии» — контрразведки РОВС, или просто в силу военного положения, введенного к тому времени в странах — участницах Второй мировой войны[588].

«РОССИЯ В КОНЦЛАГЕРЕ»

Антология так называемой лагерной прозы насчитывает сегодня сотни, если не тысячи, мемуарных и художественных произведений. На вершине этой скорбной пирамиды давно обосновались «Архипелаг ГУЛаг» А. И. Солженицына и «Россия в концлагере» И. Л. Солоневича. Первый — что называется, официально, вторая — более чем неформально. Солженицынский «опыт художественного исследования» получил заслуженное признание на всех уровнях, включая школьную программу, утверждаемую, как известно, министерством образования. А вот автобиографическим очеркам Солоневича повезло меньше, по крайней мере, до сего времени: ни миллионных тиражей, ни внимания критиков, вообще, по большому счету, никакого особого внимания.

Меж тем история этой удивительной книги заслуживает отдельного исследования. Достаточно сказать, что среди восторженных читателей и почитателей «России в концлагере» были такие очень разные люди, как И. А. Бунин и Й. Геббельс, М. А. Алданов и Великий Князь Димитрий Павлович, В. А. Маклаков и И. И. Бунаков-Фондаминский, И. И. Сикорский и гр. Г. Кайзерлинг, П. Н. Милюков и гр. Толстая. Современники И. Л. Солоневича дали десятки свидетельств, не оставляющих сомнений: впечатление, вызванное книгой, было сильнейшим.

Монография о «России в концлагере» — книга о книге — без сомнения, когда-нибудь появится. Мы же решили в очередной раз отступить от хронологического принципа описания биографии И. Л. Солоневича и посвятить его бестселлеру отдельную главу.


Одновременно с окончанием печатания очерков в «Последних Новостях» в марте 1936 года «Россия в концлагере» выходит отдельным изданием. И, что удивительно, сначала на чешском языке[589]. Первый перевод на иностранный язык вышел благодаря русскому издательству «Знамя России». Оно существовало в Праге при одноименном журнале (1933–1939), который сначала назывался «Вестник Крестьянской России — Трудовой крестьянской партии».

Чешскую публику потрясли, в первую очередь, масштабы репрессий: не менее шестнадцати миллионов узников в тысячах сталинских концлагерей — как бы население всей Чехо-Словакии! — представить себе такое насквозь буржуазному обществу было трудно.

Книга мгновенно стала популярной, поэтому второе и третье чешские издания последовали незамедлительно. Информацией о тиражах мы, к сожалению, не располагаем, известно только, что третье издание состоялось уже в сентябре 1936 года. К этому же времени Национально-Трудовой Союз Нового Поколения (НТСНП) подготовило и выпустило в свет первый том «России в концлагере» на русском языке


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.