Граница дождя - [28]

Шрифт
Интервал

Маленькую Машу она ими просто измучила. Синяя книга с темно-красной расписной амфорой на обложке — «Легенды и мифы Древней Греции», составитель Н.А.Кун. В просторечии она называлась «Мифы Куна», и звучало это загадочнее самих сказаний. Кто такой Кун? Или что такое? Наверное, Балюня стала читать ей эту книгу слишком рано, было ужасно скучно и хотелось слушать про городок в табакерке или милиционера дядю Степу. Но Балюня не только упрямо читала, но (не иначе как по примеру своей Эльзы Генриховны) педантично Машу экзаменовала. А как сразу не легло в память, так теперь — одни обрывки.

— Балюня, ну разве я помню так, чтобы рассказывать?

— Плохо. Ну, Господь с тобой, тогда читай.

Мир перевернулся. Балюня стала капризной маленькой девочкой, а Маша — бабушкой, которой проще исполнить прихоть, чем убеждать и сопротивляться. Да, все у нее в жизни вверх ногами. В ее годы положено становиться бабушкой и разрываться между болезненно обожаемыми внучатами и стареющими родителями. А она бездетная сирота. Когда она говорит «ухаживаю за бабушкой», люди, не знающие ее обстоятельств, думают, что это она маму старенькую так называет, вроде как иногда именуют мужа «папочка».

В один прекрасный день Балюня не выключила воду в ванной, хорошо, кто-то из Мамонтовых заметил. «Началось, — сказала Надюша, — потом оставит чайник выкипать. Все как у всех. Теперь глаз да глаз за ней до конца». И Маша стала приходить каждый день, потом начала оставлять еду в термосе, и так, постепенно сдавая одну позицию за другой, Балюня угасала. Маша брала с собой работу, но толку было мало. Если Балюня не дремала, то требовала неустанного внимания. Правда, все меньше и меньше ей нужен был собеседник, а больше слушатель. Она произносила длинные путаные монологи, в смысл которых Маша старалась не вслушиваться, потому что все чаще, не успев закончить, Балюня начинала с начала. По-настоящему страшно Маше становилось, когда вдруг, будто очнувшись, она сокрушалась:

— Машенька, я ведь, кажется, это уже говорила. Прости, зажилась я.

А потом вновь и вновь требовала читать ей греческие мифы, которые Маша возненавидела больше, чем в детстве.

— Машенька, помню, Эльза Генриховна рассказывала, что греки молились только вслух, боялись, что иначе боги не услышат. А мне странно было. Мы-то что в церкви, что дома — про себя. А теперь я и молитвы позабыла, так язычницей и помру. И отпевать меня не трудитесь. Почитай-ка ты мне про царство мертвых.

И Маша послушно открывала Куна.

— Вот и решай, — вслух размышляла Балюня, — не то пятаки на глаза готовить, не то копейку в рот класть для Харона-перевозчика. Плохо, плохо без опоры жить. Ты-то, Машенька, ходишь в церковь?

— Хожу, Балюня, хожу.

Иногда Маша ловила себя на том, что в мыслях уже готовится к Балюниной смерти. «Куда я все эти вещи дену?» — с ужасом озиралась она вокруг. Однажды о том же заговорила и Балюня:

— Вы с Сережей барахло мое без жалости выкидывайте. Глупости все это, мол, «на память». А что хранила, я тебе сейчас покажу.

Она полезла в глубину шкафа и достала железную коробку с плотно закрывающейся крышкой. На четырех боковых сторонах, окруженные орнаментом, как в медальонах, громоздились экскаваторы, бульдозеры, трактора, а на крышке под индустриальным пейзажем красовалась надпись «1933–1958. 25 лет со дня пуска Уралмашзавода».

— Вот он, мой ящик Пандоры, — торжественно провозгласила она.

Балюня потребовала убрать все со стола. Маша с облегчением сложила в папку принесенную верстку: зачем тащила, все равно читать допоздна дома. Благо Балюня утратила чувство времени, и ее можно было уложить спать часов в девять, так что кусок домашнего вечера для работы у нее был.

Давно Маша не видела Балюню в таком возбуждении. Она вынимала из допотопной коробки одну бумажку за другой и бережно раскладывала свои сокровища, так что скоро овальный обеденный стол напоминал музейный стенд. Маша стояла у окна и искоса наблюдала за священнодействием. Боже мой! Этикетка от вина с размашисто подписанной датой, консерваторская программка, какая-то телеграмма, от руки заполненный листок по учету кадров, засушенные цветочки (кажется, анютины глазки) и прочее в том же духе.

Балюня жадно приближала к глазам каждый экспонат, а когда взяла в руки цветы, они вмиг утратили форму, и сквозь пальцы на стол просыпалась блеклая, выцветшая труха.

— Вот так, все, все прах! — Балюня мелко затряслась, заплакала, потом вдруг затопала ногами и неожиданно визгливо закричала:

— Вы нарочно так делаете! Ты, Софочка, всегда приходишь одна. Где Алекс? Почему его от меня прячут? Вон отсюда! И больше не приходи одна!!!

Маша потом стыдила себя. Но в тот момент у нее разом кончились силы. Теснимая визжавшей Балюней к двери, она схватила сумку, папку и вышла в коридор. Крики сразу смолкли. От Мамонтовых Маша позвонила Сереже, все рассказала и попросила приехать с каким-нибудь успокоительным.

«Начался новый этап, — сказала на другой день всезнающая Надюша, — упреки, подозренья. И главное — физически она покрепче тебя будет. Ладно, ты подумай, как вечер субботы освободить. Гулять будем».


Еще от автора Елена Сергеевна Холмогорова
Великодушный русский воин

Рассказ о генерале Раевском — герое 1812 года.


Чтение с листа

Репетиция любви, репетиция смерти, репетиция надежды, репетиция богатства, репетиция счастья… Жизнь героини выстраивается из длинной цепочки эпизодов. Как в оркестровой партитуре, в них одновременно звучат несколько голосов, которые только вместе могут создать мелодию. Они перекликаются и расходятся, что-то сбывается, а что-то так и остается в немоте, лишь на нотной бумаге…


Трио для квартета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рама для молчания

«Рама для молчания» – собрание изящных, ироничных, порой парадоксальных эссе, написанных как в соавторстве, так и поодиночке. О книгах, прочитанных в детстве, и дневниках Юрия Олеши; о путешествиях – от брянской деревни до просторов Колымы и о старинных московских особняках; о позитивном смысле понятий «тщеславие», «занудство», «верхоглядство» и даже «ночные кошмары».


Второстепенная суть вещей

«Второстепенная суть вещей» – собрание изящных, элегантных, остроумных эссе, написанных Еленой и Михаилом Холмогоровыми в соавторстве и поодиночке. Здесь парадоксальные рассуждения нравственного характера, составившие раздел «Приношение Эразму», размышления о причудливой истории нашего отечества в цикле «О, Русь!». Заметки из летней жизни в тверской деревне вошли в раздел «O rus!..». Мелочи повседневности наполняют ироничные миниатюры рубрики «Быт определяет сознание». Частные воспоминания каждого из авторов собраны в «Мемуарное».


Улица Чехова, 12

Книга рассказывает о доме, в котором в 1833—1834 годах жил декабрист М. Ф. Орлов, в 1850-х годах располагалась рисо­вальная школа. Это здание связано и с именем русского писа­теля А. П. Чехова. В 1920-х годах здесь находился Государст­венный институт журналистики.


Рекомендуем почитать
Долгая память. Путешествия. Приключения. Возвращения

В сборник «Долгая память» вошли повести и рассказы Елены Зелинской, написанные в разное время, в разном стиле – здесь и заметки паломника, и художественная проза, и гастрономический туризм. Что их объединяет? Честная позиция автора, который называет все своими именами, журналистские подробности и легкая ирония. Придуманные и непридуманные истории часто говорят об одном – о том, что в основе жизни – христианские ценности.


Мистификация

«Так как я был непосредственным участником произошедших событий, долг перед умершим другом заставляет меня взяться за написание этих строк… В самом конце прошлого года от кровоизлияния в мозг скончался Александр Евгеньевич Долматов — самый гениальный писатель нашего времени, человек странной и парадоксальной творческой судьбы…».


Насмешка любви

Автор ничего не придумывает, он описывает ту реальность, которая окружает каждого из нас. Его взгляд по-журналистски пристален, но это прозаические произведения. Есть характеры, есть судьбы, есть явления. Сквозная тема настоящего сборника рассказов – поиск смысла человеческого существования в современном мире, беспокойство и тревога за происходящее в душе.


Ирина

Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.


Квон-Кхим-Го

Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.


Выбор, или Герой не нашего времени

Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».