Елена Холмогорова
Трио для квартета
Маленький роман
Елена Холмогорова родилась в 1952 году. Историк по образованию, автор трех книг исторической прозы. В литературных журналах печатались ее повести и рассказы: "Сиротская зима" ("Континент"), "Картинки с выставки" ("Дружба народов"), "Женатый ветер" ("Нева"). Живет в Москве.
Таинственной невстречи
Пустынны торжества...
Анна Ахматова
Кому не знакома эта зимняя обманка: просыпаешься, за окном темно, и нет никакого тайного знака, чтобы понять: глубокая ночь, раннее утро или вот-вот грянет не подлежащий обжалованию резкий, гадкий, ненавистный звон будильника. Несложно, конечно, посмотреть на часы, благо стрелки светятся мертвенной фосфорной зеленью, но сознательно оттягиваешь этот момент - вдруг можно опять зарыться поглубже в нагретое за ночь одеяло.
Когда Маша была маленькая, подарки всегда ждали ее на заранее приготовленном стуле у постели. Мама ночью тихо прокрадывалась в комнату, и сколько Маша ни пыталась, так ей ни разу не удалось подстеречь этот момент предательский сон приходил раньше мамы. Традиция сохранялась до самой маминой смерти, только стул ставился сразу после ужина, а подарки появлялись, стоило отлучиться к телефону или в ванную. У мамы был комплекс вины: надо же ухитриться родить дочку восьмого марта! Во-первых, на один праздник в году меньше, во-вторых - неиссякаемый повод для несмешных острот. Хотя на самом деле жертвой была она сама. Потому что родила Машу не просто в женский праздник, а восьмого марта пятьдесят третьего года, накануне похорон вождя и учителя, если кто забыл.
Всенародная скорбь, естественно, не обошла стороной и роддом, у акушерки, как казалось бедной роженице, дрожали руки, медсестра тихо шмыгала носом, и любая радость по поводу появления на свет нового человека казалась неуместной и безнравственной. Все говорили вполголоса, крик младенцев звучал кощунственно. Вопреки обыкновению тумбочки не были украшены букетами - все, что цвело, двигалось в одном направлении - к Колонному залу.
Но не такова была наша бабушка Оля, Олюня, или, как звали ее внуки, Балюня. "Сдох, кровопийца, - шипела она, к ужасу мамы. - Гореть тебе в аду за всех, за всех!" Она сжимала свои изящные руки в маленькие кулачки, так что ногти отпечатывались на ладонях. "Чтоб тебе..." Мама никогда не видела ее такой и даже испугалась. Конечно же, она знала, что отец ее, любимый и единственный Балюнин Женюшка, сгинул в лагере, что, спасаясь от участи жены врага народа, Балюня бросила все и, схватив ее, шестилетнюю, сбежала к двоюродной сестре в глубокую провинцию, во Ржев, где застала их война, и только чудо помогло вырваться из полуразбомбленного города. При обыске у деда нашли портрет Николая II, так в протоколе и написали: "хранил портрет руководителя царской власти", наверное, пришили какую-нибудь монархистскую организацию. Да кто ж теперь узнает... Смерть Сталина так глубоко потрясла Балюню, что можно было подумать, она изумлена самим этим фактом - вождь казался бессмертным. С ней сделался род помешательства, как будто смерть была специально придуманным для тирана наказанием, а не ожидала каждого.
Она очнулась, лишь когда у мамы начались схватки. Горшочек махровых узамбарских фиалок, появившийся на маминой тумбочке, насторожил соседок. Когда же мама сказала, что назовет дочку Машей, отчуждение усилилось: из четырех рожениц трое решили, что дочери будут Сталинами, а одна выбрала Светлану: раз, мол, назвал так дочку, значит, это было его любимое имя.
Зато хорошей музыки было вдоволь! Она лилась из всех репродукторов: Шопен, Третья симфония Рахманинова, Шестая Чайковского, его же трио "Памяти великого артиста"... Музыка для Маши с детства делилась на "зимнюю" и "летнюю". Зимой - это вестибюль Большого зала Консерватории, где Балюня всегда сдавала пальто в первом окошке гардероба слева и непременно требовала, чтобы Маша переодевала туфли, а еще - снежинки в желтом круге фонаря, когда мама водила ее в "вечерние музыкальные классы". А "летняя музыка" - совсем другая, не запертая в помещении, а несущаяся из окон Гнесинского училища во двор, знаменитый столетним вязом, где она любила гулять с подругами, и все удивлялась, как звуки сливаются в немыслимую какофонию и в то же время не мешают друг другу. И еще расстроенное пианино на соседней даче, где полузнакомая толстая девочка все каникулы вымучивала этюды Черни.
А вот когда родилась Верочка, все было по-другому. Море цветов, поздравлений. Верочка... Наверное, позвонит первая, прямо с утра.
Маша еще не открывала глаз, но сквозь веки чувствовала, что уже светло. Март, почти весна, так что теперь не темнота, а свет обманчив - не знаешь, пора ли вставать. С другой-то стороны, всегда иметь день рождения в выходной - благо. Вот Верочку Наташа родила в воскресенье и страшно всех насмешила, написав из роддома гордую записку, как она здорово сделала, что у дочери (тогда еще безымянной) день рождения всегда будет в выходной. Маша отвозила очередную передачу и ждала внизу как раз эту самую записку, когда спустилась нянечка с предыдущей порцией посланий, и вдруг немолодая женщина в пуховом платке зарыдала, запричитала: "Ох, да что ж я теперь зятю-то скажу-у-у". Все разом замолчали, а нянечка подошла к ней и стала похлопывать по вздрагивающей спине: "Ты что, милая, видела я только что дочку твою, веселая лежит, хорошая, ты чего убиваешься?" - "Да что она такое пишет! Мальчик, мол, такой смешной, похож на лисенка!" Все захохотали, а женщина еще какое-то время продолжала всхлипывать, по-простонародному зажимая пальцами нос.
