Граненое время - [22]

Отчаявшись, он сел на лафет и трудно, по-мужски, заплакал.

В этом бою искупили свою вину, подлинную и мнимую, солдаты-штрафники. В этом бою погибли и его близкие друзья, которым приходилось и отступать, и биться в круговой обороне, и вырываться из окружений в первый год войны. Остался он один: то ли смерть зачла ему страдания его родителей, погибших вместе с беженцами под Ростовом, то ли просто не поднялась рука у смерти на юного солдата.

Большое солнце медленно закатывалось в тылу у немцев, окрасив землю в багровые, тревожные тона. Никто больше не стрелял. Фронт устал, обессилел. Фронт, растянувшись от моря и до моря, засыпал богатырским сном намаявшегося за день землекопа.

Федя кое-как одной рукой надел чехол на орудие, оглядел его со всех сторон — ни единой царапины, и снова присел на лафет. Он и не заметил, как перед ним остановились генерал Витковский с адъютантом, командир дивизиона майор Синев и трое автоматчиков.

— Герасимов! — долетел до него, будто издалека, оклик майора.

Тогда он встал.

— А, мой знакомый, — жесткое, обветренное лицо Витковского тронула горьковатая улыбка. — Дайте, — обернулся он к старшему лейтенанту с голубыми кантами на погонах.

Адъютант достал из полевой сумки картонную коробочку, подал генералу.

— Награждаю вас, рядовой Герасимов, медалью «За отвагу», — торжественно сказал Витковский.

— Служу Советскому Союзу, — тихо сказал Федя.

— Молодчина. Никогда не бойся танков. Помни, танкобоязнь — детская болезнь.

Витковский энергично повернулся и пошел в направлении леса. Федя смотрел вслед ему, не в силах пошевельнуться. Когда генерал и его спутники скрылись за кустарником, Федя приколол медаль повыше кармана гимнастерки и спрятал картонную коробочку в вещевой мешок.

Поздно вечером тела убитых положили на машину. Федор забрался в кабину, и грузовик тронулся. Так и ехал он в ближний тыл — вместе с мертвыми, перед которыми был в долгу неоплатном, вечном...

Надя по-прежнему шла рядом с Федором, глядя себе под ноги. Взлетали и падали в траву кузнечики.

— Вот вы какой, оказывается, — сказала она после долгого молчания.

— Я-то здесь при чем?

Он и не обратил внимания на эту перемену в ее отношении к нему: он все еще был там, у подножия высоты 208, которая отбрасывает тень на всю вторую половину его жизни.

Стараясь помочь Наталье Сергеевне лучше узнать Витковского, Надя совершенно неожиданно для себя открыла Герасимова.

До сих пор она не выделяла его среди других людей на стройке. Ну что могло быть у них общего?

Но сегодня Надю поразил его рассказ, особенно то, как он говорил о Витковском, о командире дивизии, о рядовых бойцах. А о себе ни слова, хотя именно он в четырнадцать лет был совестью солдат, которые его и «приютили» в своей противотанковой батарее. За скромностью всегда угадывается что-то значительное — в этом давно убедилась Надя. Ну да, встречаются еще такие люди, для которых скромность вроде маскхалата, помогающего разведать место в жизни. Герасимов скромен по-настоящему, может быть, даже излишне, до застенчивости.

Хорошо, если он достанется умной девушке, способной оценить это...

Неторопливый ход мыслей о Герасимове привел Надю к новому открытию: оказывается, он ей далеко не безразличен. Что же все-таки у них может быть общего?.. Теперь она подумала об этом уже вполне серьезно, даже с некоторым беспокойством.

7

Близилась страда.

Витковский целыми днями пропадал в поле: только бы не упустить сроки жатвы. На больших массивах никла под тяжестью налива побелевшая от солнца, с тонким налетом желтизны на стеблях, мягкая пшеничка, и кое-где светилась красной медью, звенела коваными колосьями — твердая. Этой не страшна осенняя затяжная непогодь, эта не осыплется под ветром, лишь бы только не полегла.

Он присматривался к хлебам и вспоминал недавний крупный разговор с секретарем парткома. Началось-то с пустяка — с матрацев для студентов, приехавших на уборку. Захар настаивал немедленно послать гонца в область, а он воспротивился:

— Ничего, обойдутся без приданого. Солома — лучшая постель для молодежи.

— Но в совхозе не хватает и одеял.

— Может, распорядитесь поставить на токах никелированные кровати? Привыкли ухаживать за молодежью. Сами балуете и сами же потом жалуетесь: откуда развелось у нас столько аристократов?

— Мы с вами, Павел Фомич, говорим на разных языках.

— Жаль. Кого бы нам взять в переводчики?

— Обратимся в райком.

— Только не пугайте, — Витковский подергивал плечами, будто стараясь сбросить груз. — Если вам угодно поднять вопрос о матрацах на  п р и н ц и п и а л ь н у ю  высоту, то, что ж, поднимайте. Вы, Захар Александрович, и не представляете себе, каких усилий стоит исправление ошибок в воспитании молодежи. Придет в армию девятнадцатилетний  г е н и й — узкобрючник, сопляк какой-нибудь и начинает брюзжать по всякому поводу: старшина ему не нравится, распорядок дня его не устраивает, в дисциплине он не видит смысла. Вот и приходится заново переучивать этих великовозрастных дитятей...

— Вы забываете, что молодежь поднимала целину.

— Недоставало еще, чтобы мы с вами пахали, а они покрикивали на нас. Но много ли их осело на целине?