Грандиозная история музыки XX века - [230]

Шрифт
Интервал

В Советском Союзе его музыку знали плохо и не исполняли; первый концерт в СССР, на котором звучали его сочинения, прошел в 1988 году. Неофициально он, впрочем, был хорошо известен в качестве своего рода контркультурного героя. В течение последних двадцати лет жизни он состоял в переписке с рядом молодых советских, а затем и российских композиторов. В 1989 году он побывал в Ленинграде по приглашению Союза композиторов. Критик журнала High Fidelity писал, что Кейдж «был встречен как герой и, похоже, является для советских людей таким же гуру, как и на Западе»[2251]. В последние три года жизни он вдруг заинтересовался минимализмом, к которому прежде, вопреки расхожим представлениям, относился индифферентно – впрочем, как и сами композиторы-минималисты к нему. 11 августа 1992 года Каннигэм нашел его лежащим без сознания на кухне своей квартиры; на следующий день Кейдж умер от инсульта, не дожив трех недель до своего восьмидесятилетия[2252].

Кейдж был чрезвычайно деятельным и разносторонним человеком – композитором, исполнителем, писателем, лектором, художником, так что дать о нем относительно краткую справку практически невозможно, не опустив при этом большую часть фактов. С собой в музыку он принес бесконечное любопытство и отсутствие страха перед какими-либо догмами и коренным образом изменил представление о ней, показав, что музыка совершенно необязательно должна быть такой, какой привык слышать человек европейской культуры: то есть серьезной, осмысленной, знающей себе цену, следующей набору жестких предписаний, сообразно с которыми она неизбежно стремится к тому, чтобы закончиться и тем как бы оформиться в риторическое высказывание, ожидающее интерпретаций. Кейдж сделал музыку не объектом, но событием, то есть строго говоря, вернул ей тот статус, который она утратила, став в свое время продуктом «высокой» европейской культуры; и это, вероятно, главное его достижение.

Глава семнадцатая

Минимализм

Чарльз Вуоринен, композитор-сериалист, довольно высокомерно отозвался в середине 60-х о новом поколении авангардных композиторов: «Как вы можете делать революцию, если предыдущая революция уже сказала, что все позволено?»[2253] К тому моменту, впрочем, понятие авангарда уже подверглось серьезной эрозии, и Майкл Найман, один из первых теоретиков музыкального минимализма (а также, собственно, автор термина «музыкальный минимализм», в оригинале – «minimal music»), в своей книге 1974 года Experimental Music: Cage and Beyond делит академическую музыку на классическую, авангардную и экспериментальную, притом что экспериментальную музыку он полагает серьезным методологическим вызовом, брошенным гомогенной «европейской» традиции, под которой он понимает преемственность классической и авангардной ортодоксий[2254].

Критерием, позволяющим Найману устанавливать подобное деление, является степень авторского контроля над текстом: в условно европейской парадигме (которая для Наймана безусловно европейская) степень контроля максимальна, это именно то положение вещей, которое фиксирует Леви-Стросс, когда говорит о стремлении художника полностью подчинить себе средства и материал[2255]. Американский же академический авангард, под влиянием представлений Айвза, Коуэлла и Кейджа (а также Сати, которого Кейдж, к величайшему недоумению своих соратников и учеников, боготворил[2256]), с конца 30-х годов делал всесторонние попытки уйти от контроля как над материалом, так и над результатом.

Во многом такой подход был следствием глубокого разочарования в той дискурсивной форме, в которой тогда велись дискуссии о музыке: задача, которую Кейдж назвал «эмансипацией звука», заключалась в том, чтобы избавить музыку от интерпретаций. Вот что говорит по этому поводу Кейдж: «Звук не рассматривает себя как мысль, как долженствование, как et cetera, и не нуждается в другом звуке для своего объяснения; у него нет времени на подобные суждения – он занят представлением своих характеристик: прежде чем он прекратится, он должен успеть воспроизвести свою частоту, свою громкость, свою обертоновую структуру, а также представить точную морфологию обертонов и себя самого»[2257]. Позже организовавшиеся вокруг Кейджа художники и музыканты, в полном согласии с контркультурной этикой 60х, сделали все, что было в силах, чтобы избавить себя от любых интерпретирующих инстанций (движение это было подчеркнуто, хотя и весьма театрально, антиевропейским и антиавторитарным – Генри Флинт, философ, композитор и активист Флюксуса, которому посвящена одна из самых известных композиций Ла Монте Янга arabic number (any integer) to Henry Flynt, пикетировал концерт Штокхаузена с плакатом «Штокхаузен, патрицианский «теоретик» белого супремасизма, – убирайся к черту!» [2258]).

Сьюзан Зонтаг в своем манифесте 1964 года «Против интерпретаций» целью нового движения обозначает «замену герменевтики эротикой искусства»[2259] (цель эта, впрочем, быстро оборачивается не Эросом, а Танатосом, на что обращает внимание Роберт Финк[2260]). Характерно, что в манифесте Зонтаг момент появления интерпретации (поздняя античность) совпадает с моментом появления «научного просвещения» (


Рекомендуем почитать
Уроки немецкого, или Проклятые деньги

Не все продается и не все покупается в этом, даже потребительском обществе!


Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трэвелмания. Сборник рассказов

Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.


Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.


Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров

Представители семейства Медичи широко известны благодаря своей выдающейся роли в итальянском Возрождении. Однако их деятельность в качестве банкиров и торговцев мало изучена. Хотя именно экономическая власть позволила им захватить власть политическую и монопольно вести дела в Европе западнее Рейна. Обширный труд Раймонда де Рувера создан на основе редчайших архивных документов. Он посвящен Банку Медичи – самому влиятельному в Европе XV века – и чрезвычайно важен для понимания экономики, политики и общественной жизни того времени.


Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.