Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь - [4]

Вот оно как. Некорректна, оказывается, постановка вопроса. Здесь под местоимениями подразумевается вовсе не недвижимость, как таковая, а действие над недвижимостью — управление ею.

Интуитивно автор почувствовал несуразность, но сходу сформулировать её не смог, а думать поленился и написал «от всего этого» в надежде на то, что местоимение завуалирует и небрежность, и лень. Между тем местоимение употреблено неправомерно: сущность ещё не поименована, действие не обозначено, автор назовёт его только в следующем предложении. Зато произошла подмена понятий, и при первом прочтении можно вообразить, что автор имеет в виду совсем иное.

Первое правило, связанное с употреблением любых местоимений, гласит: вначале сущность следует назвать по имени и только потом вместо имени допустимо употребить местоимение. Надо признать, что это правило соблюдается весьма строго даже графоманами… но лишь до тех пор, пока дело касается личных и притяжательных местоимений.

Он любил скачки страстно, всё лето мог проторчать на ипподроме. А если уж состязались такие лошади, как Ветерок, забывал всё на свете. И куда бы он ни приехал, везде его ждало что-нибудь этакое. Вот и здесь то же.

«То же» — местоимение. И формально оно употреблено в полном соответствии с правилом номер один употребления местоимений: вначале сущность вроде как поименована, а затем имя заменено местоимением.

Теперь на наглядном примере я объясню, чем моё определение местоимений выгодно отличается от общепринятого. На самом деле в приведённом фрагменте ничего не поименовано. Поименованы скачки обыкновенные. А супер… нет, архискачки, которые заставляли героя забывать обо всём на свете, — не названы. И первое местоимение («что-нибудь этакое») употреблено неправомерно. Однако если бы автор вместо «что-нибудь этакое» написал «что-нибудь особенное» или «что-нибудь выдающееся», ничего бы не изменилось. Сущность так и осталась бы непоименованной. Разбираем структуру блока. «Что-нибудь этакое» — это те самые архискачки, которые «забыл» назвать автор. «То же» не архискачки, а «ждало». Чувствуете разницу? «Вот и здесь то же» = «Вот и здесь его ждало нечто этакое» или «Вот и здесь его ждало кое-что выдающееся». А что выдающееся (этакое, особенное) ждало героя? А не известно. Как ты «этакое» ни называй, какое местоимение ни подставляй, сущность всё равно останется неназванной.

Кто какой номер вытянет — это серьёзно. Это ж не люди решают, и все в это верят. Если номер «несчастливый» достался, не будет удачи.

Аналогичный случай. Первое и второе местоимения употреблены правомерно. Сущность названа («это» = «кто какой номер вытянет»). А вот третье — нет. Верят-то все не в то, кто какой номер вытянет, а в силу жребия, в «счастливые» и «несчастливые» номера.

Здесь я немного отвлекусь на лирику. Помните раннего Блока? Кто не помнит, брысь отсюда в библиотеку. Помните… Что? Какого ещё, на фиг, Мошкова?! В районную библиотеку, бестолочь! Помните, как Блок писал стихи в двадцать лет? «Метнулось…», «Улетела…», «Донеслась…», «Свистнуло…» и т. п. Что метнулось? Куда улетела? Кто свистел? Ничего не разобрать. Фактически любое стихотворение юного Блока — это развёрнутое глагольное местоимение, иногда возвратное («нечто/некто» или, простите за неологизм, «нечнулось/некнулось»). Такие развёрнутые абстракции-местоимения весьма характерны для многих начинающих писателей, притом не только поэтов, но и прозаиков. Всё туманно, всё неявно, сущности завуалированы.

Почему создаются такие абстракции? Чаще всего потому, что автора переполняет какое-то очень плохо уловимое, смутно очерченное и совсем не поддающееся определению чувство. Бездна состояния. Не важно, какого состояния, важно, что бездна. Более того, если состоянию неожиданно сыщется имя, произведение вместо местоимения, выраженного огромной неизреченной абстракцией, превратится во вполне конкретное имя действия. Кстати сказать, даже ранний Блок писал не одними местоимениями. Было у него и два имени, правда, тоже не вполне конкретных, — «ветер» и «Незнакомка». Сущности, названные так, остались в творчестве поэта до самого конца его пути. В «Двенадцати» Блок наконец-то сумел дать каждой из них наиболее точное имя — «вьюга» и «Катька»[13].

Как известно, «Двенадцать» стало последним законченным произведением Блока[14]. Поэт умер. После «Двенадцати» Блок писал только прозу: статьи, аннотации, рецензии и т. п.

К чему я так длинно рассказываю здесь о поэзии вообще и творчестве Александра Блока в частности?

Дело в том, что писать развёрнутыми местоимениями — норма жизни очень многих поэтов (Блок в этом смысле просто удобный пример). Имя всегда выражает сущность, поэт же описывает не саму сущность, а её состояние. При этом он избегает давать имена состояниям, ибо что есть имя состояния, как не имя новой сущности? Пример. Состояние сущности — «девочка рассержена». Имя новой сущности — «рассерженная девочка». Разницу видите, нет? В первом случае перед нами некая абстрактная девочка, которой присуще некое состояние. Во втором — нет никакого состояния. Есть конкретная голая сущность.