Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь - [2]

Многословному обороту не обязательно занимать полстраницы. Вот вам наглядные примеры многословия из двух-трёх слов:

…беззвучно, одними губами… (Плеоназм: одно и то же выражено разными словами.)

…глядел взглядом… (Тавтология: однокоренные слова поясняют друг друга.)

…встал рядом поблизости… (Лапалиссиада: абсурдное уточнение.)

Эти примеры — капля в море вариантов многословия, притом капля самая яркая, самая прозрачная, такая, что разглядеть её под силу даже выпускнику средней школы. Но мы-то с вами пишем книги, а не школьные сочинения, и наши знания о многословии должны быть несравненно глубже, чем знания школьников.

Прочтите внимательно следующие фразы:

…низкий рык…

…пасмурное осеннее небо…

…жаркое южное солнце…

…белая берёза…

Ничего не режет? Если нет, жаль. Это значит, что вы непристойно мало читаете. Объясняю подробно. Во всех четырёх примерах имеется то, что я называю вариантом контекстной тавтологии[3]. Автор указывает такие свойства объекта, какие присутствуют в объекте по умолчанию. Рык вообще не может быть никаким иным, кроме как низким. Осеннее небо по умолчанию будет пасмурным, южное солнце — жарким, а берёза — белой. Нагромождать в тексте дефолтные[4] определения — это, с одной стороны, расписываться в отсутствии воображения, а с другой — подозревать читателя в умственной неполноценности. Не беспокойтесь, читатель не дурак, он не запутается. Он увидит осеннее небо именно пасмурным, южное солнце именно жарким, а берёзу именно белой. Из этого нехитрого читательского умения следует дополнение к правилу номер один хорошего стилиста: в описании объекта допустимы только альтернативные определения.

Альтернативные определения бывают двух типов. Первый фиксирует состояние собственно объекта. Рык, например, может быть раскатистым или приглушённым, берёза — молодой или старой, высокой или низкой и т. п. Определениям первого типа присуща абсолютная отвлечённость от точки зрения наблюдателя. Автор просто констатирует свойства объекта.

Второй тип альтернативных определений фиксирует состояние наблюдателя (опосредованно, через проекцию состояния на свойства объекта). Осеннее небо в этом случае может оказаться спокойным или мятежным, просто печальным или сразу угрюмым, перламутровым или сизым; южное солнце будет весёлым или злым и т. п.[5]

В отличие от альтернативных, дефолтные определения ничего не фиксируют, кроме разве что авторской беспомощности. Действительно, надо совсем не иметь воображения и ума, чтобы видеть лишь очевидное[6].

Помимо объективно дефолтных определений существуют условно дефолтные определения. Что это такое?

Если читатель однажды узнал о том, что некий персонаж обитает в Москве на Рязанском проспекте, то условно дефолтным определением этого персонажа будет «москвич с Рязанского проспекта». И фраза типа:

…а Наташка поехала к Володе на Рязанку…

возможно, окажется контекстной тавтологией[7].

К сожалению, дефолтными определениями контекстная тавтология не ограничивается.

Охота закончилась: пуля полковника вошла чуть ниже уха зверя.

[…]

Волк был мёртв. Пуля насквозь прошила огромную голову.

Перед нами три предложения, два из которых необходимо убить без права на пышные похороны. Во-первых, здесь имеется условно дефолтное определение (если автор сказал, что выстрел достиг цели и охота закончилась, мы по умолчанию полагаем зверя мёртвым). Во-вторых, дважды, только с разных ракурсов, даётся описание одной и той же картины (если пуля вошла чуть ниже уха, это означает, что волка застрелили именно в голову). Итог печален: драма превращается в фарс, вместо полковника, торжествующего над телом побеждённого зверя, мы видим автора, который тщится создать впечатление.

Резонный вопрос: откуда берётся многословие?

Здесь мы вплотную подходим к проблеме, которая в той или иной степени возникает перед каждым начинающим литератором. Эта проблема — своего рода детская болезнь, редко кому удаётся избежать её без профилактики. Выражается она в том, что писатель, не доверяя аудитории, стремится как можно подробнее разжевать свою мысль. Иногда доходит до абсурда:

— Если мы поедем, — сказал Денис, упирая на слово «если».

В авторской версии слово «если» в реплике выделено курсивом. Здесь по техническим причинам я выделяю его иначе. Как бы то ни было, важен сам факт контекстной тавтологии: одно и то же слово выделено и в реплике и в ремарке. Зачем? Затем, чтобы читатель ни в коем случае не пропустил важнейшую деталь эпизода — ударение на слове. Оставляя в стороне вопрос об истинной значимости этой детали, зададимся другим: почему автор так судорожно подчёркивает её?

Я согласна даже принять, как рабочую гипотезу, что это сделано по инерции. Но вы представляете, насколько должна быть велика инерционная сила, чтобы автор не заметил собственноручно расставленных знаков?

Между тем у любой инерции есть начало, и рассмотренный нами случай отнюдь не исключение. Фундамент многословия лежит ровно на той глубине, на которой в писателе заканчивается читатель. Бедный словарный запас — прямое следствие читательской лени — и есть та самая причина, которая заставляет писателя многократно повторять один и тот же тезис. У автора просто нет слов для выражения мыслей.