Графиня Монте Карло - [21]

— Сколько в группе мужиков? — спрашивала Оленька менеджера.

— Бабье царство! — кривилась, когда слышала, что треть туристов женщины.

Но даже узнав, что состав группы мужской, интересовалась социальным статусом каждого из прибывающих.

— Есть бизнесмены, инженеры, два адвоката, зубной врач и даже агент.

— Какой еще агент? — не понимала Судзиловская.

— Не знаю, — равнодушно отвечал менеджер, — здесь так написано.

Оленька была высока, стройна, хотя и полновата немного, зато умела хлопать накладными ресницами, отгоняя мух, и вытягивать губки пухлой трубочкой, изображая задумчивость.

После двухсот граммов виски иностранцам это очень нравилось.

Когда заканчивался ужин и по распорядку дня интуристам полагалось свободное время, Оленька прощалась с группой до следующего дня, желала всем удачно развлечься, а потом говорила, что если кого интересуют тихие местечки с невинными шалостями, адресов которых нет в туристических проспектах, то она может подсказать. При этом таинственно смотрела на заранее выбранную жертву, предварительно изучив его социальный статус по анкете, а также умение расставаться с зарубежными банкнотами во время посещения магазинов и сувенирных лавок. Намеченная жертва сама подплывала к пасти акулы экскурсионного обслуживания и просила показать что-нибудь позлачнее. Как правило, ему показывалась Оленькина квартира с огромной, три на три кроватью и зеркальным потолком. Судзиловская везла гостя домой, прижимаясь к нему на заднем сиденье такси, рассказывала выученную наизусть, как экскурсию, речевку о своем глубоком внутреннем мире, а ночью она складно и громко выкрикивала итальянские слова любви и страсти. Нельзя сказать, что начальство ничего не знало о путешествиях во внутренний мир Оленьки, но за определенные отчисления из ее гонораров делало вид, будто миру внешнему наплевать на все происходящее за пределами отеля или экскурсионного автобуса.

— Сколько тебе нужно? — улыбнулась Судзиловская своему отражению в зеркале, приглаживая бровь.

Брови у нее были несколько широковаты, но высокие, что очень нравилось современным иностранным кавалерам.

— Полторы тысячи? Всего-то? Ой, господи!

Оленька вздрогнула и отшатнулась от зеркала, прижав руку к не очень пышной груди.

— Думала, прыщик на носу вскочил, а это зеркало такое. Полторы тысячи? Как ты думаешь: есть смысл мне силикон поставить? Хотя нет: мужики импортные любят все натюрель.

Аня уже пожалела, что приехала к ней: ведь знала, чем Судзиловская зарабатывает, и просить у нее — значит одобрить это занятие.

— Полторы, а может, тебе больше дать?

— Я, пожалуй, пойду, — произнесла, поднимаясь из кресла, Аня.

— Да погоди ты, — помахала пальчиками Оленька, — смешная сумма. Ты бы сама могла за неделю больше зарабатывать. Я, например, цену никогда не называю. Мне как-то один испанец рублями заплатил. Он курс перепутал, думал, что рубли с их песетами один в один. Дал мне пятьдесят тысяч, предполагая, что это четыреста баксов. Ты представляешь? На следующий день он отвел меня в Эрмитаже в закуток в гардеробе, знаешь, есть такой и говорит: «Я, кажется, ошибся: в пять раз больше Вам дал». Ты представляешь? Я даже заплакала, слезы потекли, натюрель. «Это я в Вас ошиблась! Думала: Вы настоящий мужчина, а Вы такой как все — растоптали меня, унизили, надругались надо мной».

— Так прямо и сказала? — удивилась Аня, вспомнив ее словарный запас.

Оленька задумалась, вспоминая, а потом честно призналась:

— Ничего я не сказала, но именно так подумала — слово в слово. А плакала просто классно! Рыдала вся.

Судзиловская вздохнула, а затем хихикнула.

— Я пошла, — сказала Аня.

— Ладно, — заморгала ресницами Оленька, — дам тебе денег. Только как ты рассчитываться будешь?

— Мне Филипп обещал помочь, но чуть позже, а мне надо сейчас.

— Ну тогда ладно.

Судзиловская поднялась и направилась к платяному шкафу, где, судя по всему, хранила трудовые сбережения.

— Да, — остановилась она, — самое главное тебе не сообщила. Я же тут Филиппа твоего встретила.

Прежде Оленька видела Филиппа, когда он заезжал в бюро за Аней. Он ей понравился, но, вздохнув, она пообещала подруге глаз на ее жениха не класть, потому что у нее другие принципы: мужчины подруг для нее табу и тотем.

Судзиловская думала, что это одно и то же, и переводила как «никогда и ни с кем!»

— Анечка, ты представляешь? Ужинаю с французской группой в «Астории», гляжу, а в уголочке компашка небольшая — две престарелые пары и Филипп твой с красоткой…

— Это, наверное, Настя — секретарша шефа, — ляпнула Аня и почувствовала, что краснеет.

— Уж не знаю, чем она секретарит, но в ушах у нее по восемь компьютеров, а на пальцах уж не знаю сколько там сканеров, принтеров, не говоря уже о факсах и пишущих машинках. Я тихохонько подкралась: интересно же, о чем они там беседуют. А они как раз шампанское кушать собираются. Один из пожилых тост говорит: «За новую финансовую компанию, за слияние капиталов двух семей — Кухарских и Крыщуков!» Или Крысюков — я плохо расслышала.

Аня напряглась: фамилия Филиппа была Кухарский. Так что история, рассказанная Оленькой, походила на правду. Но Судзиловская еще не закончила свой рассказ.