Графиня Монте Карло - [19]

— Мама проснется, — так же шепотом ответила Аня.

Она поднялась и подошла к тумбочке, на которой стоял аппарат.

— Я слушаю.

В трубке была тишина, а потом женский голос произнес:

— Слушай, слушай!..

— Кто это? — не поняла Аня и почти сразу догадалась: звонят соседям.

— Удивляешься, наверное, что мне твой телефон известен?

— Кто это?

— Ладно, — уже по-деловому потребовала женщина, — позови Филиппа.

— Сейчас.

Аня посмотрела на тахту, на которой лежал Филипп, успевший уже сбросить пальто и пиджак.

— А кто его спрашивает?

— Невеста.

На пол уже летела рубашка, потом ударился о паркетный пол башмак, затем второй.

— Тебя, — сказала Аня.

Бесшумно он подошел, осторожно снял трубку, протянул руку, чтобы обнять и притянуть к себе девушку, но рука повисла в воздухе, а потом безвольно опустилась на ее плечо.

— Слушаю, — тихо произнес Филипп.

Рука несильно, но отстранила Аню от тумбочки, отталкивая ее к тахте, к окну, куда угодно, лишь бы подальше.

— Нет, я здесь по делу. Решаю вопрос. Именно. Приеду — объясню.

Он замолчал, а из трубки доносился какой-то писк, словно комар, залетевший с улицы, носится в темноте, ища, в кого бы вцепиться.

— Хорошо, сейчас приеду.

Филипп схватил и стал напяливать на себя рубашку, потом пиджак, одновременно засовывая ступни в башмаки.

— Кто это? — спросила Аня.

— Секретарша председателя правления.

— Она сказала, что невеста.

— Тебе послышалось. Секретаршу зовут Настя. Она так и сказала: Нас-тя! Ты просто не расслышала!

Он открыл дверь в коридор, но Аня удержала его.

— Ты меня любишь?

— Ты знаешь, что да.

— А может быть, я ошибаюсь, — вздохнула девушка.

— Глупенькая, — улыбнулся Филипп и быстро поцеловал ее в щеку.

Они прошли коридор. Открывая дверь на площадку, Аня заглянула на кухню: за столом перед двумя пустыми бутылками сидели два голых торса — снявший майку Жердяй и Виолетта, сбросившая блузку с цветочками на пол. Теперь на ней был только белый когда-то бюстгалтер с въевшимися навечно пятнами розового портвейна.

На пороге, прощаясь, Филипп шепнул:

— А с деньгами все будет в порядке. Ты не переживай.

И побежал вниз по лестнице, а девушка, вздохнув, зашла на кухню, чтобы отключить газовую конфорку, на которой обгорал пустой соседский чайник.

Виолетта осоловелыми глазами смотрела в одну точку, а Жердяй обнимал ее.

— Ежели чего того самого… ты, как красивая женщина, понимаешь, что если будет, то что будет, то Борис все правильно поймет, ведь мы с ним друзья.

Виолетта, не отрывая взгляда от бездонной глубины кухонного пространства, спросила:

— А ты меня любишь?

После чего громко икнула.

Серебристый «мерседес» мчался навстречу наступающим сумеркам. Шумахер с какой-то яростной радостью обгонял попутные машины, выкидывал автомобиль на встречную полосу, шел в лобовое столкновение с каким-нибудь грузовиком и перед самым носом его снова нырял в поток машин, втиснувшись в шестиметровое расстояние между «жигуленком» и «запорожцем», чтобы через секунду опять вылететь из организованного строя и мчаться, мчаться, мчаться.

— Ну что тебе доктор сказал? — спросил Константин Иванович.

Саша помялся, потом покашлял в кулак и бодро ответил:

— Да ничего он не знает. Гонит, мол, надо на обследование ложиться. Анализы сдать надо.

— А в больницу зачем ложиться? Я анализы и так могу. Я их, почитай, каждый день и так дома сдаю.

— В больнице уход. Врачихи разные, медсестры…

— Темнила ты, Саша, — усмехнулся Шарманщиков, — я могу хоть на койке, хоть на жердочке отдохнуть; с врачихами или без, но дома в своей кровати удобнее — туда знаешь сколько медсестер влезет?

— Да ну Вас, дядя Костя, — обиделся Саша, — я дело толкую.

— Молод ты еще со мной толковать.

Константин Иванович вытащил из внутреннего кармана пиджака губную гармонику и дунул в нее несколько раз. Получилось что-то вроде «чижика-пыжика».

— Ладно, Саша, лягу я когда-нибудь в больницу. Когда совсем плохо станет. Только в самую обыкновенную, где проходимость большая. У тамошних врачей знаешь какой опыт? А в крутых клиниках один пациент в год и тот подыхает, потому что блатные эскулапы не знают, с какого бока к нему подойти, и на всякий случай вырезают все, что под руку попадется.

Проносились мимо пирамиды электрического света, упирающиеся в согнувшиеся над дорогой фонари, плоские прямоугольники домов, наклеенные на серое пространство, плясали разноцветные квадратики окон, за каждым из которых была какая-то жизнь, неизвестная никому.

— Лягу когда-нибудь в больницу, — мечтательно произнес дядя Костя, — только вот для начала желание одно свое исполню.

— Какое? — удивился его молодой друг.

— За границей ни разу не был. Не тянуло даже, а тут захотелось в какую-нибудь Италию или во Францию. Залезть там в какой-нибудь троллейбус, спереть у буржуя лопатник с тремя франками, найти нищего музыканта и сыграть с ним на улице: он на скрипке будет пиликать, а я на губной гармошке наяривать, потом напиться с ним какой-нибудь бормотухи и подарить ему тысячу долларов, а лучше десять.

— Казино можно обуть, — подсказал Саша.

— И это тоже. Только надо переводчика найти, а то как мы там будем лохов разводить.

— Можно девочку эту с собой взять, — встрепенулся молодой человек.