Град Ярославль - [88]

— Над словами твоими я крепко помыслю, Кузьма Захарыч. Водится за мной такой грешок. Но хочу тебя упредить. Над боярами коноводить зело не просто. Грозить да бить наотмашь — вести к разладу. Медведь грозился, да в яму свалился. Приходится гибким быть, каждое слово взвешивать, дабы раздоры не вспыхивали. И тебе то настоятельно советую.

— Истину речешь, Дмитрий Михайлыч. Порой, срываюсь, как вожжа под хвост попадет. Уж больно бояре выкобениваются.

— Иногда, ради большого дела, и потерпеть можно, но и достоинства своего не потерять. Жизнь — мудреная штука, Кузьма Захарыч.

…………………………………………………………………..

Минин не забыл слов Пожарского о том, что в Ярославль надо войти в доспехах, в полной ратной оснастке, дабы показать ключевому городу Руси боеспособность ополчения. И Кузьма Захарыч, не смотря на чрезмерные тяжести похода, приложил к тому все усилия.

Рать остановилась за три версты от Ярославля. К городскому воеводе Василию Петровичу Морозову был отряжен гонец, а сами вожди ополчения занялись подготовкой ратников к вступлению в Ярославль. Допрежь всего — отдых, ибо ополченцы валились от усталости и непогодицы с ног; к тому же надо было обождать отставшие от войска обозы с ратными доспехами и продовольствием.

Через двое суток ополчение было готово, чтобы достойно показаться перед ярославцами. Впервые (за всю историю ратных сил) войско было облачено не по чину и званию, а по городам, в результате чего многие обедневшие дворяне, прибывшие в Нижний Новгород из разных мест, разоренные от польских людей, смешались в одежде с посадскими и деревенскими людьми. Конечно же, были среди них и богатые ратники, сверкающие посеребренными шлемами, доспехами-куяками с ярко начищенными медными бляхами, нашитыми на грудь цветных кафтанов, с турскими саблями в серебряных ножнах. Любо-дорого глянуть!

Но и мужиков, набежавших из деревенек, теперь не узнать. Совсем недавно ходили они в убогих армяках и сермягах, разбитых лаптишках, ныне же — в добротных утепленных тегиляях и в кожаных бахилах, в железных шапках с чешуйчатыми бармицами, спускавшимися на плечи и грудь, или в ерихонках с медными наушниками и защитной затылочной пластиной; опоясаны ратники саблями вологодской и устюжской ковки.

Выделяются стрельцы в красных и лазоревых кафтанах, вооруженные пищалями и самопалами, бердышами и саблями. У каждого через плечо — берендейка с пулями, рог с пороховым зельем, сумка для кудели, масла и ночников для зажигания фитилей.

Войско двинулось к Ярославлю под пушечный выстрел и звуки боевых литавр. В челе — Дмитрий Пожарский на стройном белогривом коне, облаченный в зерцало, остроконечный шишак и в голубое корзно, перекинутое через правое плечо. Чуть позади Пожарского — воеводы полков, татарские, мордовские и казачьи старшины. Здесь же на вороном коне и Кузьма Минин в круглой железной шапке, в бараньем полушубке, опоясанным увесистым мечом.

За воеводами и начальными людьми — окольчуженная дружина в тысячу всадников со щитами, саблями и копьями. Гордость ополчения, «железная рать», стоившая громадных усилий и денег вождям повстанцев. Грозно колышутся в седлах на мохнатых низкорослых лошадях татары, чуваши, черемисы и мордвины, вооруженные копьями, луками и самопалами. Позади конницы — пешая рать, идет не скопом, а рядами.

Ярославль встретил ополчение радостным перезвоном колоколов, веселым гудением рожков, сопелей и дудок, хлебом и солью. Шеститысячное войско выглядело внушительным. Куда ни глянь — булат, железо, медь, колыхающийся лес копий.

Первушка, обняв жену за плечи, рассматривая крепкую рать, взволнованно молвил:

— Дождались-таки. Экая силища, Васёнка, на Москву двинется!

— Чего это у тебя так глаза загорелись, любый?

Первушка смолчал, а у Васёнки тревожно екнуло сердце.

…………………………………………………………………..

Земское ополчение заполонило Ярославль. Земляной и Рубленый город кишел ратным людом.

С первого же дня «Ярославского стояния» главная забота Кузьмы Минина — распределение ополченцев. Конец марта 1612 года выдался довольно слякотным и дождливым. Дороги развезло, продовольственные обозы, тянувшиеся к Ярославлю, застревали в непролазной грязи. Ополченцы нуждались в отдыхе, но под открытым небом в непогодь о передышке и толковать нечего.

Земский староста Василий Лыткин, как показалось Минину, не шибко-то и озаботился обустройством ополченцев. Свинцовые глаза его ревностно и в то же время с долей неприязни скользнули по «нижегородскому мяснику». Никак не мог забыть Василий Юрьевич, как Минин «ограбил» его приказчика в Нижнем Новгороде.

— Надо обмозговать. Зайди после обеда, авось, что и придумаю.

Даже по имени не назвал, на что Минин довольно резко произнес:

— Зовут меня Кузьмой Захарычем. Избран не только Земским старостой, но и сотоварищем воеводы общерусского Земского ополчения Дмитрия Михайловича Пожарского. А посему отныне сидеть мне, покуда в поход не тронемся, в ярославской Земской избе. Здесь мне и Советы проводить и указания отдавать. Тебе же, Василий Юрьич, быть под моей рукой, и со всем тщанием помогать во всяких земских делах.

Твердые, увесистые слова Минина произвели на Лыткина ошеломляющее впечатление. А прозорливый Минин понял, что такого человека надо сразу брать в оборот, иначе потом от него ничего не добьешься.