Град огненный - [16]

старой сосны, истекающей кровью и соком.

Я хотел бы оставить лишь сердце — но где его взять?

Сердец не бывает у палачей».

7 апреля, понедельник

За это воскресенье я выспался, как за все прошедшие годы. Сегодня я бодр, подтянут и точен. Меня ждет важное дело, ради которого стоило подняться в такую рань.

Сторож на вахте зевает, спрашивает шутливо:

— Чего не спится? Грехи не дают?

Я растягиваю губы в вежливой улыбке. Иногда мне сложно понять, где у людей заканчивается юмор и начинается издевка. Поэтому спокойно отвечаю ему:

— Много работы.

Забираю ключи от лаборатории и поднимаюсь наверх.

В Институте — ни души. Как и планировалось: свидетели мне не нужны. Потому что мое важное сегодняшнее дело подпадает под статью уголовного кодекса Южноуделья и называется «кража со взломом».

Не имею понятия, что со мной будет, если меня застукают на месте преступления. Вернут в реабилитационный центр? Отправят в колонию? Расстреляют на месте? В конце концов, моя клятва касалась только жизни и здоровья граждан. И после Перехода мне не приходила в голову мысль что-то украсть. Даже когда не было денег. Даже когда я сильно голодал.

Но ведь и прежде никто из васпов не вешался на дверной ручке.

Отмычку мне помог сделать Расс — в его владениях полно ненужного хлама вроде мотков проволоки или ржавых ключей. А я не был бы преторианцем, если бы не умел вскрывать сложные замки или заводить без ключа машины, или собирать взрывчатку что называется «из соплей и веток».

Думаю и о том, не взломать ли самому квартиру Пола. Но чутье подсказывает мне, что в этом случае я уж точно не отделаюсь легко. А вот вахтер, подкупленный полштофом спирта, вполне может придумать любое алиби. С него и спрос будет меньше.

Замок у Тория — паршивый. А шифр у шкафчика — простой. Будь такие замки в Ульях, я бы сбежал оттуда в первую же после перерождения зиму.

Все препараты в Институте выдаются под подпись. И спирт в том числе. Рано или поздно Торий заметит пропажу, но тогда меня это уже не будет волновать. Кто докажет? Я работаю в резиновых перчатках, одолженных у Расса. И уже придумал, куда спрячу бутыль — за бак с отходами, куда кроме лаборанта (подвида «подай-принеси») никто свой нос совать не станет.

Бутыли со спиртом стоят на верхней полке. Я аккуратно беру крайнюю и думаю о том, что спирт можно перелить в любую другую тару, а в подотчетную бутыль налить обычной водопроводной воды. Но решаю, что не стоит усложнять себе жизнь. Отвинчиваю пробку, дабы удостовериться, что это действительно спирт, а не какая-нибудь кислота. В ноздри бьет резкий запах, от которого начинает мутить — после недавней попойки на алкоголь глаза не смотрят. Радует, что в этом васпы не отличаются от людей.

Я собираюсь завинтить крышку обратно, и тут слышу шаги.

В пустом коридоре они отдаются гулким эхом: одни — четкие, решительные; другие — легкие, семенящие. Идут двое — мужчина и женщина. И я замираю. И сердце начинает стучать в такт этим приближающимся шагам.

Я даже не успеваю подумать, куда можно спрятаться (а спрятаться в кабинете Тория можно только под столом), как в замке несколько раз поворачивается ключ и знакомый голос произносит:

— Странно, здесь открыто.

Дверь распахивается, и я слышу, как Торий добавляет:

— Должно быть, в пятницу так спешил за покупками, что забыл закрыть. Рассеянность — мой единственный недостаток. В остальном я, конечно, идеален!

Он смеется, и женщина подхватывает его смех. И входит первая.

И замирает на пороге. Замираю и я. И температура в кабинете сразу взлетает на десяток градусов вверх.

Виноваты ли алкогольные пары, или события прошедших дней действительно довели меня до ручки — но передо мной во плоти стоит моя русалка.

Льняные волосы закручены в жгуты. Кожа — белая, как парное молоко. В глазах сверкают кристаллики морской соли — или это блики отражаются от овальных стекол очков? И не вышитая сорочка прикрывает ее узкие плечи и маленькую грудь, а клетчатая рубашка.

Она еще улыбается по инерции, но брови удивленно ползут вверх. И за ее спиной я вижу застывший силуэт Тория — по сравнению с хрупкой русалкой он кажется великаном.

— Доброе утро, — как ни в чем не бывало, дружелюбно произносит она. — Простите, мы вам помешали…

Молчу. Стою, как истукан — в одной руке открытая бутыль, в другой — отмычка. К возрастающей температуре добавляется электрическое потрескивание — я почти физически ощущаю его и знаю, что это начинает закипать Торий. Глаза его белеют, на скулах играют желваки. И я съеживаюсь, ожидая взрыва. Но вместо этого он указывает на бутыль в моих руках и произносит наигранно радостным тоном:

— О, я гляжу, подвезли? Все в порядке? Не разбавлено, как в прошлый раз?

И поворачивается к спутнице:

— Знаешь, за этими поставщиками глаз да глаз. Жулики! Закажешь спирт — а привезут воду. Приходится проверять.

— Неужели? — удивляется девушка. — И часто такое бывает?

— Частенько! Как видишь, один не справляюсь, приходится лаборантам поручать. Иной раз так напроверяются, что к концу дня на ногах не стоят. Я им за вредность премии выписываю. Печень ведь не казенная.

И снова ко мне:

— Так ты ставь на место, ставь! Мне за него еще по накладной отчитываться, а ты этих бюрократов знаешь. Набегут с литромерами, им ведь не докажешь — что проверяли, а то так выпили.