Государство, религия, церковь в России и за рубежом №2 [35], 2017 - [48]

Развитие уголовного права в религиозной сфере

На протяжении немецкой истории вопрос об уголовном наказании за богохульство решался по-разному. Законодательной основой европейского Средневековья стала 77 новелла императора Юстиниана I от 538 г., предписывавшая наказание за «хульные слова» (blasphema verba) против Бога, поскольку считалось, что страна, не наказывающая богохульников, может быть сама наказана свыше различными бедствиями (землетрясением, эпидемиями и т. д.). В связи с этим виновные подлежали заключению и смертной казни, «чтобы от попустительства таких преступлений не погибли самые народы и целые государства»[2]. Государство принимало на себя функции контроля и наказания в этой сфере, поскольку государственная религия (именно о ее защите здесь идет речь) рассматривалась как основа общественной стабильности. В рамках византийской «симфонии» такое положение дел было совершенно естественным, поскольку церковное вероучение и мораль были ценностным базисом, сохранение и защита которого входили в число приоритетных задач христианского государства. Поэтому богохульство в Европе на протяжении столетий считалось особо тяжким преступлением и каралось, как правило, смертной казнью[3].

Ситуация изменилась в эпоху Просвещения, когда растущее институциональное разделение между церковью и государством все более ослабляло доминирующую роль религии в различных сферах общественной жизни (культура, политика, образование и т. п.). Идеальным представлялось мировоззренчески нейтральное государство, не идентифицирующее себя с той или иной церковью, но одновременно защищающее не только индивидуальную свободу вероисповедания, но и существующие церковные структуры. Поскольку религия в такой схеме перемещалась в личную сферу жизни индивидуума, то религиозные правонарушения переставали восприниматься как покушение на основы государственного устройства. Эту смену парадигмы ясно выразил основатель немецкого уголовного права, известный криминолог Иоганн Ансельм фон Фейербах (1775–1833): «Невозможно, чтобы Божество было оскорблено; немыслимо, чтобы оно мстило людям за оскорбление чести; нелепо, чтобы его было необходимо удовлетворять наказанием оскорбителя». Согласно этой точке зрения, Бог не может являться объектом защиты со стороны государства, однако таковым остается Церковь: «Церковь, как моральное лицо, имеет право на защиту чести. Бесчестящий ее назначение бесчестит общество; оскорбляющий предметы религиозного почитания, лежащие в основе ее единства, оскорбляет ее саму. Поэтому юридическое понятие богохульства определяется именно с такой точки зрения, как нанесенное церковному сообществу оскорбление путем объективно доказанного уничижения предмета ее почитания»[4]. В рамках такого взгляда пенитенциарная функция государства сводилась к защите религиозных институтов как важной составляющей общественной жизни, а также чувств принадлежащих к ним верующих.

Законодательство, устанавливающее ответственность за религиозные правонарушения, продолжало играть важную роль, поскольку оно должно было обеспечивать мирное сосуществование различных христианских конфессий. Это было особенно важно после потрясений эпохи Реформации, ведь изначально сугубо богословская полемика Лютера привела к существенной перекройке политической карты Европы. Новые тесные протестантские союзы между троном и алтарем привели к территориальному партикуляризму, закрепленному Аугсбургским религиозным миром 1555 г. и конфессиональным границам, зафиксированными Вестфальским мирным договором 1648 г. Поэтому достигнутый к XVIII в. религиозный мир государство стремилось сохранить всеми доступными средствами. Например, в Прусском земском уложении (PrARL) 1794 г.[5] раздел «Об оскорблении религиозных обществ» (§214-228) был ограничен такими правонарушениями, как препятствование общественному богослужению, использование религии в обманных целях и разжигание вражды между религиозными партиями. Поэтому собственно богохульство рассматривалось не в контексте вероучительных разногласий, а как возможная причина нарушения общественного спокойствия: «Давший повод к общественному возмущению путем открыто выраженного, грубого богохульства, должен быть подвергнут тюремному заключению на срок от двух до шести месяцев»[6]. Уголовный кодекс королевства Баварии 1813 г. шел еще дальше, полностью отказавшись от понятия «богохульство» и в статье «Нарушение религиозного спокойствия» наказывал насильственное вторжение в места религиозных собраний, унижение духовных лиц и препятствование отправлению обрядов (ст. 336), а также препятствование богослужению путем оскорбления духовенства или общины (ст. 424)[7]. Изменившаяся система общественно-политической организации вела к новому пониманию отношений власти и религии: секулярное государство ограничивалось защитой права на совершение богослужений, а также чести религиозных организаций и их представителей, вмешиваясь в эту сферу лишь в крайних случаях, напрямую угрожавших общественному миру.

Несмотря на значительную секуляризацию уголовного законодательства в области религиозных правонарушений в начале XIX в., в Германии постепенно возник новый государственный интерес к религиозной сфере. Реакцией на Французскую революцию 1789 г. и завоевания Наполеона, положившие в 1806 г. конец Священной римской империи германской нации, стали попытки упрочить политическую систему, в том числе путем опоры на религию в качестве инструмента контроля и воспитания народных масс в духе лояльности. Такой подход редуцировал ее до уровня средства для достижения идеологических государственных целей, однако одновременно распространял на нее и законодательную защиту. Так, авторы той эпохи обосновывали необходимость уголовного наказания за религиозные правонарушения тем, что богохульники подрывали «фундамент морали, а вместе с ней — государственного устройства»