Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - [273]
И кадетская «Речь» писала, что примирительная политика более соответствует моменту>4. И Меньшиков поддерживал Штюрмера, заявляя, что не следует придавать чрезмерного значения его немецкой фамилии, что по матери он Рюрикович, потомок святой Марии Кашинской, а следовательно, более русский, чем многие завзятые либералы>5.
Эти публичные заявления свидетельствовали о том, что с назначением Штюрмера связывали определенные надежды достаточно широкие круги, представленные в прессе «правым» Меньшиковым с одного фланга и левыми прогрессистами — с другого, а это ведь силы, объединенные в Прогрессивном блоке. Насколько же были реальными эти упования? Как развернулись события в Думе?
Заседания Думы возобновились 9 февраля 1916 г. Накануне стало известно, вспоминает Милюков, что царь предполагает лично посетить Думу. Далее он комментирует: «Это, очевидно, было средством повлиять на Думу, и она исходила от придворной камарильи, клики Распутина». Мемуарист приводит хвастливые слова, якобы сказанные Распутиным, что император спрашивал у «старца» совета — как быть с Государственной Думой. «Я его пошлю самого в Думу, пусть посидит, откроет, и никто ничего не посмеет сказать»>6. Это хвастовство по известным причинам приняли за чистую монету, оно давно закрепилось в литературе, но является явным преувеличением, удобным для мемуариста. Многочисленные факты, частично приведенные и нами выше, говорят о другом, а именно: искренним желанием императора было найти взаимопонимание с Думой, с общественностью для сохранения единства народа во имя победы. Ради этого он удалял неприемлемых для Думы министров, даже лично близких ему. Что же касается влияния «старца», то, похоже, император, следуя своей обычной практике, слышал лишь те его советы, которые совпадали с его собственными решениями. И на этом закончим обсуждение вопроса о всесилии распутинской клики.
Императорский визит в Думу состоялся 9 февраля. Это был первый его визит, оказавшийся и последним за все время существования Думы.
Процедура «энтузиазма» была, разумеется, соблюдена, вспоминает с иронией Милюков. «Перед входом в залу заседаний в Колонном зале Таврического дворца было импровизировано молебствие, царя окружили депутаты, я стоял далеко от густого ядра и не слышал небольшой речи, произнесенной царем; говорили, что она была бесцветная, но благожелательная. Затем Родзянко, уведомленный за час до посещения, провел Николая II в зал заседаний, и публика с хор присоединилась к овации, он показал царю другие помещения Думы, причем царь делал незначительные по содержанию замечания. В круглой зале были собраны члены конвента, и Родзянко представил их Николаю II. Посещение царя ровно ничего не изменило», — утверждает Милюков>7.
Есть свидетельство Родзянко, что именно ему принадлежит счастливая мысль уговорить императора посетить Думу, развеять слухи о ее роспуске, что эта мысль была передана императору по просьбе Родзянко давним личным другом царя, старым идеалистом и патриотом, которого царь давно знал, любил, допускал к себе. Этот маневр полностью удался, и 9 февраля, за полчаса до открытия Думы, Родзянко был об этом извещен Штюрмером. «Решено было как можно торжественнее обставить этот важный для Думы день, было сообщено послам союзных держав, их пригласили на торжественное молебствие. В городе эта весть быстро разнеслась из уст в уста, передавали с радостными лицами: „Царь в Думе. Слава Богу, теперь все изменится к лучшему“. Публики на хорах набралось столько, как никогда. Депутаты были все в сборе. В Екатерининском зале собрались представители союзных держав, члены Госсовета и сенаторы. Председатель со своими товарищами и с Советом старейшин встретили государя на крыльце. Государь прошел в зал под неумолкаемые крики „ура!“ и приложился к кресту. Он был очень бледен, и от волнения у него дрожали руки. Начался молебен. Хор пел великолепно, все было торжественно и проникновенно. „Спаси, Господи, люди твоя“ пели депутаты, даже публика на хорах. Вся эта обстановка успокоительно подействовала на государя, и его волнение сменилось довольным выражением лица. Во время провозглашения вечной памяти всем на поле брани живот свой положивших государь встал на колени, а за ним опустилась и вся Дума».
В свете этого описания видна вся пристрастность свидетельства Милюкова. В «бесцветной» речи император прежде всего заявил, что счастлив и рад встрече с народными представителями, и призвал депутатов выполнить свой долг перед Родиной, отметил важность совместной с правительством работы депутатов, призвав последних весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему отечеству посвятить этому патриотическому служению>8.
И Родзянко вспоминает, что речь царя, «сказанная спокойно, внятно и громко, произвела хорошее впечатление, и громовое „ура“ было ответом на царские милостивые слова». Присутствующие пропели гимн>9.
В ответной речи Родзянко, в тон императору, воскликнул: «Какая радость нам, какое счастье — наш русский царь здесь, среди нас». Обе речи были встречены, как гласит стенографический отчет Думы, «долго не смолкавшими криками „ура“»
