Государи и кочевники - [5]
— Говори, зачем приплыл?
— Не горячись, хан, — сухо отозвался Мир-Садык. — Вот, возьми свои талаги. Больше твоего купца здесь не будет. Астраханский губернатор посадил его в тюрьму. Талаги я тебе привёз, чтобы выручить из беды. Знаю, рыба твоя гниёт, икра портится. Подумай, и пока не поздно — вези рыбу Абу-Талибу, моему брату. Он возьмёт за полцены…
— Собачья отрава! — процедил сквозь зубы Якши-Мамед.
Мир-Садык бросил талаги, повернулся и с достоинством направился к своей лодке. Остальные каджары поспешили за ним.
В течение двух следующих дней от Чагылской косы к расшиве Мир-Багирова и обратно беспрестанно курсировали киржимы. Больше половины рыбаков сдали свой осенний улов. Один лишь Кадыр заупрямился. Ходил, грозил всем подряд, что придётся отвечать перед Кият-ханом. Люди слушали его, разводили руками. Разве можно, мол, рисковать! И опять заговорили о предстоящем тое. И тут приехал Киятов слуга с поручением — доставить на Челекен его старшего сына…
Что поделаешь? Отец позвал — надо ехать. И Якши-Мамед велел поднять парус. Отчалили от берега утром, до первого намаза. Аллаху поклонились уже далеко в море. Когда повернулись к Мекке и стали на колени, атрекского селения не было видно, только дымок поднимался в небо да виднелись суда со спущенными парусами. «Кому молимся — аллаху или этому персиянину? — злобно подумал Якши-Мамед, произнося молитву. — Его поганые корабли заслонили Мекку. Не к добру это».
Ночью разыгрался Шторм. Парусный кораблик, словно щепку, бросало с волны на волну и относило в море. Моряки надели кожаные штаны и зюйдвестки, Купленные в прошлом году у купца Герасимова. Брызги волн веером рассыпались по палубе, били в лицо, но в этой морской одежде было гораздо легче. Султан-Баба, видавший и не такие штормы, спокойно предложил:
— Хан, а не свернуть ли нам к Огурджинскому? Зачем зря время и силы тратить. Остановимся у Кей-мира, обогреемся, отдохнём — как раз и море успокоится.
Рулевого поддержали сразу несколько человек, и Якши-Мамед не стал раздумывать.
— Давай, Султан-Баба, — согласился он. — Ты всегда у нас в опасную минуту бываешь мудрым! Направляй парус на Огурджинский. Заодно посмотрим, как живёт Кеймир-хан!
Тёмная громада острова едва виднелась слева. Яркий огонёк маячил и пропадал за гребнями волн. Сначала он больше напоминал звезду, но постепенно стал разрастаться, и все утвердились в мысли, что это не что иное, как чабанский костёр. Легко было сказать «посмотрим, как живёт Кеймир», но куда труднее причалить к острову. Огурджинский соприкасался с морем грядами высоких песчаных холмов. Подмытые волнами, холмы нависали над водой обрывами. К счастью, киржим довольно удачно пристал к берегу, прочертив по песку днищем. Тут же гасанкулийцы выкинули якорь, бросили петлю каната вверх на толстый коряжистый ствол саксаула. По канату же пришлось взбираться наверх, ибо рядом не было никакого пологого склона, по которому можно было бы подняться на остров. Огонёк костра светился далеко, в северной части. Идти туда, бросив киржим, не было смысла, и моряки тотчас развели костёр и начали сушить одежду. Согревшись у огня, Якши-Мамед всё-таки решил навестить хозяев острова. Взяв с собой несколько рыбаков, он двинулся в путь.
Ночь уже шла на убыль. На фоне светлой полосы по горизонту начали проглядывать очертания острова» Всхолмлённая равнина к северу возвышалась, а во впадинах поблёскивали небольшие озёра. Якши-Мамед знал — они солёные, пить из них воду нельзя. Единственный колодец с пресной водой находился на северном склоне. Там же стояли кибитки меджевура — хранителя могилы святого. Гасанкулийцы уже подходили к жилищам, когда около кибиток грянул выстрел и навстречу с лаем выскочило несколько собак. Якши-Мамед на всякий случай выхватил пистолет, остальные обнажили сабли. Собаки здесь хуже волков: дикие, никого, кроме своих, не признают.
— Эй, убирайтесь, проклятые! — разнёсся звонкий юношеский голос.
Якши-Мамед не понял, на кого кричит сын Кеймира: на собак или на появившихся из-за холма атрекцев. На всякий случай отозвался:
— Хов, Веллек! Да это я! Дядя Якши-Мамед, али не узнал, пострелёнок?
— Бай-бой! — обрадованно воскликнул юноша, подойдя ближе и вешая на плечо ружьё. — Прости нас, хан, что не встретили, как подобает.
— Ого, однако, ты учтив! — засмеялся Якши-Мамед. — А где отец?
— Там, — указал юноша на берег. — Лодку чинит.
От кибиток и от святого места — «кладбища Сеид Мерген», представлявшего собой небольшой двор, огороженный густыми кустами гребенщика, с боязливым любопытством приблизились в драных шубах и старых тельпеках туркмены. Позвали самого Кеймира. Он пришёл с берега — высокорослый, в хивинской шубе и тельпеке. Поздоровавшись с Якши-Мамедом и другими атрекцами, хмуро сказал:
— А я думал, Веллек опять в звёзды стреляет.
— В какие звёзды? — полюбопытствовал гость.
— Вон в те, — показал на небо Кеймир и пояснил: — Ничего не могу с мальцом сделать! Говорю ему: каждая звезда величиной больше нашего острова, а он смеётся и обманщиком меня считает. Я, говорит, уже штук сорок твоих звёзд подстрелил. Попросил я тогда: «А ну-ка покажи, как ты их убиваешь?» Раз десять он в небо стрельнул, а на одиннадцатый — одна звезда в море упала. «Вот, говорит, а ты не верил. Конечно, трудно в них попадать, всё-таки маленькие, но погоди — ни одной на небе не оставлю». Приезжие разразились хохотом. Вдоволь насмеявшись, Якши-Мамед назидательно сказал:
Исторический роман Валентина Рыбина повествует о борьбе хивинских туркмен за независимость и создание собственного государства под предводительством известного туркменского вождя Атамурад-хана.Тесно с судьбами свободолюбивых кочевников переплетаем ся судьба беглого русского пушкаря Сергея. Проданный в рабство, он становится командующим артиллерией у хивинского хана и тайно поддерживает туркмен, спасших его от неволи.
Творчеству писателя Валентина Рыбина — автора поэтических сборников «Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести о пограничниках «Тайна лысого камня», — присуща приверженность к историческим темам.История зарождения великой дружбы русского и туркменского народов с особой силой волнует писателя. Изучению ее В. Рыбин отдал немало творческих сил и энергии. Роман «Море согласия» — плод напряженного труда писателя. Он повествует о первых шагах сближения русских и туркмен, о тех драматических событиях, которые разыгрались у берегов Каспия полтора столетия назад.
В новом романе писатель лауреат Госпремии ТССР им. Махтумкули В. Рыбин рассказывает о жизни Туркменистана с 1924 по 1945 год — время строительства социализма, первых довоенных пятилеток и периода Отечественной войны. Через трудные испытания проходят герои романа — братья Каюмовы — Ратх и Аман. Тесно переплетаются с их судьбой в судьбы красных командиров — Ивана Иргизова, Василия Чепурного, Сергея Морозова.Роман написан на основе подлинных событий.
Валентин Федорович Рыбин лауреат Государственной премий ТССР им. Махтумкули. В настоящую книгу вошли повесть «Царство Доврана» и рассказы «Берёг загадок», «Член кооператива», «Джучи», «Сотый архар».
Автор романа «Знойная параллель» — лауреат Государственной премии имени Махтумкули Валентин Рыбин известен читателям по сборникам стихов .«Добрый вестник», «Синие горы», «Каджарская легенда», повести «Тайна лысого камня», рассказам и историческим романам «Море согласия», «Государи и кочевники», «Дым берегов». Основная, главенствующая тема писателя — дружба народов. Вот и в новом романе В. Рыбина рассказывается о том, как зарождалась пролетарская дружба между русскими рабочими Подмосковья и туркменскими дехканами, о том, какую силу она обрела и как широко разлилась по всей стране.Роман «Знойная параллель» — произведение многоплановое, затрагивающее многие стороны современной жизни.
В романе лауреата Государственной премии Туркменистана им. Махтумкули, автора ряда исторических романов («Море согласия», «Государи и кочевники», «Перелом», «Огненная арена», «Разбег» и др.) вскрывается исторический пласт в жизни Закаспийского края 1912-1925 гг.Основной мотив произведения - сближение туркменских дехкан и русских рабочих, их совместное участие в свержении царской власти и провозглашении Туркменской Советской Социалистической Республики.Рецензент: доктор исторических наук А. А. Росляков.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.