Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - [10]

.

Подобные распоряжения, носившие сначала конкретный адрес, подготовили почву для постепенного запрещения свободного производства и продажи хмельных напитков. Впервые о такой практике сообщил венецианский посол Амброджо Контарини, побывавший проездом в Москве зимой 1476–1477 гг. Он же положил начало устойчивой западноевропейской традиции считать москвитян «величайшими пьяницами», которые, по его словам, проводили время до обеда на базаре, а после обеда расходились по «тавернам»^{58}.

О «пьянственных» традициях мы поговорим ниже; что касается запрета властей на изготовление питий, то это сообщение венецианца подтверждается свидетельствами других побывавших в России путешественников и дипломатов — С. Герберштейна (1517 и 1526 гг.), А. Кам-пензе (1525 г.), Фейта Зенга (40-е г. XVI в.)^{59}. В то же время власть стремилась получить в свои руки и монополию на торговлю спиртным в корчмах. Законы Пскова, сохранявшего до XVI в. республиканские традиции, специально предписывали приглашённым князьям и их людям «по дворам корчмы не держать ни во Пскове, ни на пригороде, ни в ведро, ни в корец, ни бочкою меду не продавати». Псковские корчмиты были, по-видимому, достаточно влиятельными и состоятельными людьми, поскольку в 1417 г. смогли оплатить строительство целого участка городской стены^{60}.

И все же о каком-то особом распространении пьянства в XV в. говорить не приходится. Известные по летописям случаи военных поражений московских войск из-за пьянства (как, например, в 1377 г. на реке с символическим названием Пьяна, когда войска «наехаша в зажитии мед и пиво, испиваху допьяна без меры» и были разгромлены татарами^{61}) отмечаются именно как исключения, а отнюдь не обычное явление. Сохранялся и прежний ассортимент напитков — в основном мед и пиво; при этом вино по-прежнему оставалось привилегией знати и упоминалось в источниках даже реже, чем в XI–XII вв.

Описанные выше меры по сосредоточению «питейного дела» в руках государства были вызваны, как нам представляется, не увеличением потребления спиртного (документы не дают оснований для такого вывода), а общими условиями развития российской государственности.

Закономерное для всех средневековых государств Востока и Запада преодоление раздробленности протекало на Руси в крайне неблагоприятных условиях татарского ига и постепенно нараставшего экономического отставания от Западной Европы. Разоренной татарским выходом и отрезанной от морских торговых путей стране приходилось как бы заново повторять пройденный в XI–XII вв. путь; возрождать устойчивое феодальное землевладение, развитое городское ремесло, денежное обращение; в то время как на Западе уже действовали первые мануфактуры, банки, городские коммуны и университеты. Особенно тяжелым было положение русских городов, развитие которых как и формирование «третьего сословия» было задержано на столетия: в России XV–XVII вв. не было ни Реформации, ни Возрождения.

Потребность сосредоточения всех наличных ресурсов и двухсотлетнее активное противостояние Золотой Орде и другим соседям постепенно привели к глубоким изменениям в социальной структуре общества. Московские дворяне XV–XVI вв., выраставшие на княжеской службе и всецело зависевшие от княжеской милости, строили свои отношения с властью на сугубо подданнической основе и в гораздо меньшей степени обладали корпоративными правами и привилегиями по сравнению с дворянами на Западе. Крестьяне и горожане, в свою очередь, попадали во все большую зависимость и от государства (через налоговую систему), и от своих владельцев: на Руси XVI–XVII вв. неуклонно развивалось крепостное право и отсутствовали городские вольности.

На другом полюсе «похолопленного» общества стояла набиравшая силу верховная власть. В течение нескольких веков московские великие князья (с 1547 г. — цари), опираясь на свои огромные владения, были, в отличие от своих европейских собратьев, лидерами национально-освободительного движения против татарской угрозы. Этим обстоятельством в немалой степени объясняется неслыханный авторитет царского имени и огромная концентрация власти в руках главы государства: «Властью, которую он имеет над своими подданными, он далеко превосходит всех монархов целого мира…» писал о Василии III (1505–1533 гг.) наблюдательный австрийский посол барон Сигизмунд Герберштейн. В итоге процесс централизации страны завершался в форме крепостнической самодержавной монархии, нормой которой стало знаменитое высказывание Грозного: «Жаловать своих холопей вольны, а и казнить вольны ж есмя». После двадцатилетней эпохи Смуты этот порядок побеждает окончательно.

Утверждение такой формы централизации в условиях относительной экономической отсталости и необходимости мобилизации всех сил и средств для нужд армии и государства стимулировало подчинение казне и такой сферы, как питейное дело. Но в условиях традиционного общества полностью ликвидировать старинные права крестьян и горожан на праздничное питье было невозможно. К тому же пиво варилось, как правило, для немедленного потребления, а производство меда было ограничено объемом исходного сырья. Алкогольная ситуация изменилась только с появлением качественно нового напитка — водки.