Он поперхнулся, глаза округлились.
— Что вы услышали? — нетерпеливо спросил лейтенант.
— Крик, — продолжил рассказ старик. — Словно кто-то крикнул: «Стой!» Я выглянул в окно... Ничего не видать. Слышу, человек стонет где-то рядом. Меня аж морозом обдало. Я — сына будить. «Что-то, — говорю, — недоброе творится». А он спросонья головой мотает. «Причудилось тебе, отец!» Но все-таки встал. Постояли мы у окна, послушали — только ветки стучат. На балкон вышел, покричал — ничего. Ну, и дальше спать... Вот так-то, — вздохнул старик.
— Значит, крик услышали в начале одиннадцатого? «Известия» еще не закончились? — переспросил майор и резко обернулся.
Он нисколько не удивился, что Арнольд Владимирович неотступно идет за ним, и теперь обратился к нему:
— А вы, товарищ Гомозов, в это время уже спали?
— Спал.
Старик, направившийся было со двора, остановился.
— Арнольд Владимирович, зачем говорите неправду? У вас же всегда свет горит до двенадцати, и вчера тоже... Я сам видел, — заволновался старик.
У Гомозова задрожали руки. Он засунул их в карманы и ничего не ответил.
Котлов опять обратился к нему, словно не заметив его замешательства:
— Значит, вы ничего не слышали?
На побагровевших щеках Гомозова проступили синие склеротические жилки. Он пытался говорить спокойно, но раздражение прорывалось в голосе, и он перестал его сдерживать:
— Я уже сказал — не слышал. Вы в чем-то подозреваете меня? Но одних подозрений мало. Существует, как вам известно, презумпция невиновности...
Лейтенант резко шагнул к Арнольду Владимировичу, словно намеревался предотвратить какие-то его действия. Но майор задержал его за локоть и, не меняя тона, сказал:
— Извините, товарищ Гомозов, — он сделал ударение на слове «товарищ», — если причинили вам неприятность. Вспомните что-либо ценное для нас, прошу сообщить. До свидания.
Юрий догнал майора, когда он уже входил во двор соседа, слышавшего крик. Во дворе они ничего интересного не обнаружили и вернулись к автомобилю. Лейтенант все время порывался что-то сказать майору.
Автомобиль развернулся и, выпустив облако газа, рванулся в обратный путь. Юрий украдкой взглянул на лейтенанта, на его обиженные яркие губы, улыбнулся про себя и спросил у майора о том, что так хотелось узнать лейтенанту:
— Почему так волновался и злился этот человек? Почему отвечал вам таким неприязненным тоном, будто и на самом деле в чем-то виноват?
Майор отвечал Юрию, но смотрел на лейтенанта:
— Когда-то давно его неправильно уволили с работы, отдали под суд. За чужую вину. Месяца через четыре спохватились, принесли извинения, восстановили на службе.
— И он не может забыть обиду до сих пор? — осуждающе спросил лейтенант с категоричностью, свойственной молодежи.
— За эти четыре месяца любимая женщина вышла замуж за другого.
Горячо вспыхнули щеки лейтенанта. Юрий быстро отвел взгляд. «Человек не в силах забыть обиду и несправедливость. Это я уже знаю из книг, — подумал он. — А обид у людей накопилось много. Если количество перерастет в качество, то каким явится новое качество? Или уже явилось? И то, что я часто замечаю, это и есть его последствия?»
Он незаметно взглянул на майора, увидел его напряженное, худое, почти бесплотное лицо и пристыдил себя: «Я же собирался помочь ему». И он подумал о том же, о чем думал майор: «Гомозов солгал в первом случае, когда говорил, что в половине одиннадцатого уже спал, солгал, возможно, и во втором — что не слышал крика. Но что, если в этом случае он сказал правду? Впрочем, это легко проверить».
Лейтенант принес майору Котлову второй акт судебно-медицинской экспертизы и бланк с протоколом осмотра деталей тормозных барабанов, обнаруженных в кулаке убитого. В научно-техническом отделе подтвердили, что детали совершенно новые, не бывшие в употреблении, выпущены на Курском резиновом заводе, поставлены в комплектах запчастей таким-то ведомством... Судебно-медицинский эксперт сообщил, что удар по затылку старшего лейтенанта Седых нанесен тупым предметом. Этот удар только оглушил старшего лейтенанта, умер он от ножевой раны, проникающей в печень, и потери крови.
Позвонила жена погибшего. Юрий слышал, как отвечал ей майор.
«Почему... — думал он. — Почему майор чувствует себя виноватым? Разве он мог предотвратить то, что произошло? Разве он мог спасти своего друга — и не спас? Странно, но я не могу ответить на свои вопросы с помощью логики...»
Жена Седых сообщила, что в тот вечер старший лейтенант должен был зайти в гости к своему знакомому, механику автопарка Стеблеву.
Майор мягко опустил трубку на рычаг и поднял усталый взгляд на Юрия:
— Я заметил, что вы тщательно исследовали дорожку на огороде («Вот как, заметил все-таки», — подумал Юрий). Помните, там в отдалении были очень глубокие отпечатки следов. Чтобы оставить такие следы, человек должен весить примерно сто семьдесят — двести килограммов. Такой вес маловероятен. Но, может быть, человек нес какой-нибудь груз и, не сходя с дорожки, сбросил его в огород...
Майор достал карту и развернул ее на столе.
— Давайте посмотрим план поселка, — пригласил он Юрия и лейтенанта. — Вот Третья Новая улица, вот дом сорок два, в нем живет Гомозов. По соседству живет старик, слышавший крик. А в следующем доме — номер тридцать восемь — живет Стеблев, в гости к которому направлялся Седых.
