Гость из тех времён - [7]
— Покажи, — прошептала Алина.
Бабуся не стала говорить: доешь, потом посмотрим. Она понимала.
Зеркало стояло в маленькой спаленке. Сверху вниз по нему шла трещина. Но это ещё не всё: треснув, половинки стекла сошлись под небольшим углом. И теперь человек в них не отражался. Совсем. Получалось мутное, бесформенное пятно.
Бабуся снова положила руку внучке на плечо. Алина поняла, что глотает слезы.
— Оно для тебя что-то значило, да? — тихо спросила бабуся.
Алина кивнула.
— Ладно, — бабусина рука погладила заострившееся плечо Алины. — Что-нибудь решим. Не плачь. Может быть, еще удастся его починить. Приедет Матвеич, он вставит новое стекло…
— Не надо новое! — закричала Алина. — Всё дело в старом!
— Хорошо, — не стала спорить бабуся. — Попробуем тогда что-нибудь придумать со старым.
— Не выбросишь? — жалобно пробормотала Алина.
— Нет, что ты. Раз тебе надо.
— Спасибо, — Алина шмыгнула носом и приобняла бабушку в ответ…
Они всё-таки съели окрошку. А потом Алина увидела на подоконнике коричневые альбомы.
— Бабусь, что это?
— Фотографии. Старые.
— Можно посмотреть?
— Конечно. Они же твои.
Алина вздрогнула. Бабуся сказала это в точности как Лён.
Фотографии шли не по порядку. Некоторые Алина знала: бабуся на работе, бабуся с молодым дедушкой, бабуся со своей мамой… С пожелтевших карточек смотрели почти не знакомые лица. Алина перевернула картонную страницу… и чуть не выронила альбом.
С карточки размером чуть побольше мобильника на неё смотрел Лён.
Такой, каким он обычно приходил: в смешных штанах с манжетами под коленом, в рубашке с закатанными рукавами. Только Лён приходил босиком, а на фотографии он в круглоносых туфлях. Лён улыбался и смотрел прямо на зрителя.
— Ба… Кто это? — прошептала Алина. Голос не слушался.
Бабуся глянула и с привычной грустью ответила:
— Это мой брат, Лёня.
Алина потрясла головой, чтобы уложить в ней мысли.
— А почему я про него никогда ничего не слышала?
— Он погиб, когда ему было, как тебе.
— Как… погиб?
— Глупо и нелепо. Упал в реку… Ходил в поход с классом, на берегу под ним обвалился пласт земли. Только и успел, что «мама» сказать. Последние его слова были… А там обрыв и вода холодная. Его только через две недели нашли. Фотография как раз перед походом сделана…
В голове Алины пронеслось: «Неправда. Он живой. Ко мне он приходил живой!»
А бабуся вздохнула:
— Очень способный мальчишка был. Рисовал замечательно… Не то что я. Хотя мы и близнецы, а совсем не похожи…
Алина отложила альбом, обняла бабусю за шею.
— Вы похожи, ба, — прошептала она. — Честно-честно.
— Ты мне его часто напоминаешь, — так же шепотом ответила бабуся. — Особенно сегодня.
— Ба, можно мне эту фотку взять? Я отсканирую и отдам.
— Возьми, конечно, — легко согласилась бабуся. — Я для тебя альбом готовлю. Надписываю, кто где. А то вырастешь, захочешь про предков узнать, а спросить-то не у кого будет…
Алина возвращалась назад и снова смотрела в окно. В голове застряла бабусина фраза: «Спросить не у кого будет». Не надо, чтобы бабушка умирала. Дедушка вот умер, хватит. Теперь вот Лён. Зачем папа отвез зеркало? Зачем оно сломалось? Почему все уходят, умирают и бросают?
Слезы покатились сами собой.
Лёна больше не будет. Никогда. Зеркало не починить, сломанное не станет целым. Из-за папы ушел такой замечательный друг. Брат. Пусть отделенный временем, но — брат, а не дедушка. А папа никогда ничего не понимает. Только указывает. И с мамой ссорится. А потом мама стоит у окна, как кукла. Как будто она тоже умерла.
На скамейку рядом сел какой-то мужчина.
— Девочка, что случилось? Я могу чем-то помочь?
— Можете! — выкрикнула Алина. — Оставьте меня! Все оставьте!
Она уткнулась лицом в согнутый локоть и разревелась в голос.
— Мужик, отвянь от ребенка! — грозно сказал кто-то сзади.
— Да я помочь хотел, — растерянно отозвался мужчина.
— Без тебя помогут, — сурово сказал тот же голос и добавил: — Билетики предъявляем.
Алина рывком вытерла лицо и достала билет.
Пожилой кондуктор всмотрелся в зареванное Алинино лицо.
— Помощь нужна? — негромко спросил он.
— Нет, — всхлипнула Алина.
— Если что, на кнопку вызова нажми и говори.
— Хорошо.
Алина соглашалась со всеми, лишь бы её оставили в покое. Плакать в людном месте нельзя, тут же спасать прибегут. Надо ехать домой. Там хотя бы можно закрыться в комнате.
Слезы стояли в глазах и горле, мешали видеть и дышать. Плакать — нельзя, не плакать — тоже. Алина чувствовала, что на неё смотрит весь вагон. Сейчас она ненавидела всех этих людей — за их любопытство, за жалость и за то, что, в конечном счете, им на неё плевать.
В самом мрачном настроении Алина приехала к своему новому дому. Достала мобильник, позвонила Ленке.
— Мои не трезвонили тебе?
— Не-а.
— Хорошо. Я дома, если что.
— Ок.
— Давай. Пока.
— До завтра.
Алина сунула телефон в карман и увидела, что у её подъезда сидит та самая компания. Еще было время шагнуть в тень дома, и тогда её не заметят. И попросить папу спуститься, чтобы пройти спокойно. Но что там говорил Лён? Если испугаться — всю жизнь будут приставать. А вся жизнь — это очень долго.
И ещё Алине почему-то казалось, что отступить сейчас — это предать Лёна.
