Господин Малоссен - [140]

Пауза.

Потом она добавляет:

– Вот почему все это так захватывающе!

Говоря с ним, она не оборачивалась, не искала его глазами в зеркале заднего вида. Растянутый вот так, на ручках дверей на заднем сиденье, он ничего не мог сделать. Разве что следить за дорогой, выглядывая в щелку между подголовником сиденья и корпусом автомобиля.

– А хорошая мысль: заставить меня поверить в то, что он – отец ребенка.

Да, неплохая…

– Это придало мне сил, чтобы броситься на вас.

Они оба одновременно заметили пропускной пункт. И голубой грузовичок, остановившийся на обочине.

– Смотри-ка, ваши друзья из дорожной полиции мзду снимают. Вот и проверите, настоящий я убийца или нет. Попробуйте свалять дурака, и увидите.

Она сунула руку за пазуху и достала револьвер Титюса, положив его рядом на сиденье.

Титюс не стал валять дурака.

Жандармы – тоже.

Когда пропускной пункт остался позади, Титюс вздохнул и ощутил наконец спокойную безмятежность этой ночи. Ясная весенняя ночь. Давно такой не было. Он представил, как Элен и Танита сидят сейчас на террасе у Надин, топя свое волнение в стаканчике портвейна.

Они съехали с автомагистрали.

– Ну вот, почти приехали.

Они двигались сейчас через одно из тех небольших темных сел, что, как старые спутники, мертвым грузом висят на орбите столицы.

– Поворачиваем направо…

Машина повернула направо.

– Теперь немного влево…

Она была так напряжена, что проговаривала малейшее движение машины нарочито-веселым тоном бортового компьютера.

– Вот и ворота…

Машина въехала на усыпанную гравием аллею. Каштаны по бокам. А может, и платаны. И непроницаемая чернота окружающего леса. Козырек подъезда в конце аллеи. Жилище нотариуса. Свет в окнах первого этажа. И в одном – на втором. Это смутно напомнило Титюсу известную картину Магритта.

Машина остановилась в нескольких метрах от крыльца.

Мари-Анж оставила фары зажженными.

Выключила зажигание.

Положила револьвер Титюса обратно в нагрудный карман куртки.

Потом посигналила, как, вероятно, у них было условленно: два коротких, один длинный, один короткий.

Титюс едва расслышал, как она пробурчала:

– Посмотрим.

Прошло несколько секунд. Дверь отворилась, и на крыльце появился Сенклер. Титюс оторопел. Сенклер был в халате и вытирал голову махровым полотенцем. Ни дать ни взять – сын нотариуса, которого застали под душем, но который с таким нетерпением ждал этого визита, что должен был выскочить нагишом навстречу приехавшим: вот он и выскочил, почти голый. Он не мог увидеть Мари-Анж, однако и не подумал загораживаться от света фар. Он откинул полотенце и спустился по ступенькам крыльца, широко раскрыв объятья навстречу машине. Его халат тоже распахнулся. Он не только не был вооружен, но, более того, уверенно вышагивал в чем мать родила. И это человек, вынужденный скрываться, разыскиваемый всей национальной полицией!

– Дени!

Она бросилась к нему.

– Дени!

Это прозвучало уже не как имя, а как взрыв желания, месяцами томившегося в духоте застенка. В три прыжка она напрыгнула на него, да так ловко, что Титюсу ничего не оставалось, как признать: такая точность возможна лишь при длительных тренировках. Куртка Титюса, халат Сенклера, розовый костюм, трусики, бюстгальтер валялись у их ног. Свет фар врезал это действо в темную рамку ночи. Спина Мари-Анж прогибалась и выпрямлялась, как волнующаяся морская зыбь. Титюс вдруг представил, как таращатся кабаны, затаившись в лесном кустарнике, ему даже послышалось, как ревут олени. «Ну, приятель, – подумал он, – когда я тебя прижму, придется тебе расплатиться со мной за этот подарок! Сколько недель я его готовил!» Тут он вспомнил, что в его теперешнем положении трудно прижать кого бы то ни было. Он рванул со всей силы наручники. Безрезультатно. Ручка двери держалась крепко. «Не торопитесь, ребятки, помедленнее, – отчаянно зашептал он, – дайте-ка мне подумать!» Словно услышав его мольбу, они медленно опустились, сев в позе лотоса на свою одежду. Пошли щедрые ласки и смешливое перешептывание. Она дышала ему в шею. Она звала его. Они перебрасывались своими именами.

Он окунул лицо в мягкую ложбинку между грудей. Она зацеловала подставленную макушку. Привязанные к противоположной дверце ноги Титюса могли помочь ему не больше, чем руки. Где, черт возьми, эта девица научилась вязать такие узлы? Инспектор Титюс был теперь безруким и безногим инспектором. И безоружным в придачу. Ограниченная продолжительность жизни. Конец короткой, но блистательной карьеры. Весенней ночью, когда сок жизненных сил наполнял древесные стволы, Титюс искал силы, обращаясь к Природе, но механика не уступала. «Если выберусь из этой переделки, куплю себе машину из картона». Он дергал за наручники, как лис, попавший в капкан. Он готов был отгрызть себе кулак. «Ну что же это такое, господи ты боже мой!» Потом он подумал: «Сейчас все зальется светом, и здесь, рядом, появятся его товарищи – Силистри, Карегга, патрон, – жадно глазеющие из зарослей кустарника на все происходящее в компании кабанов и ежиков». Но он прекрасно знал, что никто не мог отправиться за ними в погоню. Последний рывок – и он упал, обессилев, на сиденье, все так же прикованный и связанный. Ничего не поделаешь. Он угрюмо взглянул на эту пару и с ужасом увидел, как, нарастая, подобно столбику термометра, ползет вверх их наслаждение. Сенклер взорвался первым. Взрывная волна пробежала по телу Мари-Анж, и Титюс услышал его вопль сквозь жесть крыши, сквозь закрытые наглухо дверцы. «Ишь как его пробрало!» Вспорхнули потревоженные птицы. Голова Мари-Анж утомленно упала на плечо Сенклеру. И на верхней ступеньке крыльца появилась Жервеза.